Однако Амиас был чем угодно, только не наемным убийцей, и, пожалуй, обладал достаточным здравым смыслом для того чтобы добровольно стать козлом отпущения в чужих кознях. В его глазах Мария была тяжкой преступницей перед людьми и великой грешницей перед Богом; фанатизм побуждал Полэта передать ее в руки палача, но не более того. И, получив письмо от «друзей», он в бешенстве крикнул своему помощнику;
— Друри, сломай свою шпагу и герб, нас унизили до звания подкупленных убийц! На вот, читай, и скажи свое мнение!
Друри прочел. Хотя он был моложе главного тюремщика Марии, но превосходил своего начальника хладнокровием и рассудительностью.
— Что ж тут дурного? — спокойно заметил он. — Мы просто не сделаем того, что требуется в этом письме, вот и весь сказ!
— Вот именно! — подхватил старый ханжа. — И я тотчас напишу тем господам.
Не давая остыть своему гневу, Амиас действительно тут же настрочил ответ такого содержания:
«Ваше вчерашнее письмо получено мною сегодня в пять часов вечера; я сожгу его, согласно Вашему желанию, выраженному в приписке к нему, а теперь спешу безотлагательно ответить Вам. Моя душа преисполнена горем. Как я несчастлив, что дожил до того дня, когда, по приказанию моей всемилостивейшей королевы, меня побуждают к поступку, запрещенному Богом и законом! Мои поместья, моя должность и моя жизнь находятся в распоряжении ее величества, если они нужны ей, я готов завтра же пожертвовать ими, так как владею всем этим и желаю владеть лишь с милостивого соизволения ее величества. Но сохрани меня Бог дожить до крайне жалкого крушения моей совести или оставить моему потомству память о запятнанной жизни, как это случилось бы непременно, если бы я пролил кровь без полномочия со стороны закона и без всякого публичного одобрения. Надеюсь, что ее величество по своей обычной милости примет мой подобающий ответ».
Это письмо было помечено 2 февраля 1587 года, оно пришло в Лондон ночью и, по приказанию Валингэма, на следующий день было передано королеве Дэвисоном.
Королева прочла и возмутилась.
— Мне противен этот трусливый болтун, — воскликнула она, — противны эти лукавые и чопорные люди, которые обещают все, но не исполняют ничего!… Принесите мне приказ о совершении казни.
Дэвисон удалился, чтобы исполнить волю государыни; вернувшись назад с роковым документом, он нашел Елизавету значительно спокойнее прежнего.
— Положите бумагу туда, — сказала она, указывая на стол, — и пришлите мне человека, занявшего теперь место Кингтона.
Дэвисон ушел и послал за Пельдрамом.
Когда тот явился, то был, введен секретарем к Елизавете, которому она велела явиться через час.
Согласно придворному обычаю, вошедший Пельдрам остановился у дверей кабинета в согбенной позе, у него, должно быть, скребли на сердце кошки. Хотя на его совести не лежало ничего особенного, кроме убийства Кингтона, но кто не привык к близости венценосцев, тому редко бывает по себе в их присутствии.
Пельдрам полагал, что его станут допрашивать о недавних событиях на охоте, и приготовился отвечать так, как считал нужным и как было согласовано с Валингэмом.
Елизавета быстро ходила по комнате, как делал всегда в расстроенных чувствах, и время от времени бросала испытующие взгляды на полицейского.
— Сэр!… — начала она резким тоном, но не прибавила больше ни слова.
— Что прикажете, ваше величество? — отозвался Пельдрам, слегка приподняв голову.
— Сэр, — повторила Елизавета, — вы состоите уже довольно времени на службе, привыкли к ней и доказали свою пригодность. Вы — храбрец, я знаю, и не боитесь даже необычайного. На таких людей, как вы, можно положиться.
Королева замолкла.
Пельдрам поднял голову еще немного повыше, но явно недоумевал, что следует ему ответить на эту похвалу.
— Есть много людей, — продолжала Елизавета, — много слуг короны, которые хвалятся своей преданностью, но когда от них что-нибудь понадобится, то они отступают, прикрывая свою трусость пустыми рассуждениями. Но короне, стране, государству нужен смельчак, и я уверена, что нашла его в вашем лице.
— Распоряжайтесь мною, ваше величество, — сказал Пельдрам, — я готов повиноваться.
— Я не могу приказывать, сэр. Вы должны понять меня без приказания.
— Но… ваше величество… всемилостивейший намек…
— Да, разумеется, без этого нельзя, в этом вы правы. Существует замок Фосрингай, а в нем — женщина, которая приговорена к смерти. Закон осудил ее, приговор ей произнесен и может быть приведен в исполнение, но мне противно назначить его к исполнению.