— Чудесная притча, — произнес Лукоянов.
— Да, друг Сережа, притча, — обернулся к нему Серебряков-Даутоков. — Но она должна стать действительностью. Мы раскинем свои отряды по всему краю. Ни часа спокойной жизни красным! Ни одного глотка свежего воздуха! Пусть чахнет, гибнет, слабеет все! И уж тогда-то мы вырвем свою свободу! Пусть же нашим паролем, господа, будет «Дубок раскинул ветви!» И отзыв — «Крепнет дубок»…
— Пусть так будет! — одобрил Лавров.
Лукоянов посмотрел на часы:
— Пора расходиться, господа. Через три часа нас ждут на фелюге.
Офицеры поднялись.
— За встречу, друзья, на родной земле! За нашу свободу!
Долгирев выругался и резко встал из-за стола, заскрипев новыми ремнями портупеи.
— Только этого нам не хватало! Едва успеваем всякую сволочь за жабры брать, а тут еще в собственной рубахе вошь завелась! Слушай, а ты не путаешь?
— Нет, — ответил Бухбанд. — Он так и сказал: «Ищите у себя».
— Хоть бы выспросил подробности!
— Но он и сам, видимо, не знает. Ведь все дело в бланках. Кто у нас допущен к ним? Где еще можно достать было? Типография?
— Отпадает, — возразил Долгирев. — Я сам был при наборе и печатании. Набор сразу рассыпали.
— Значит, только общая часть?
— Давай прикинем. Калугин? Чушь! Пролетарий до мозга костей. Остаются Ершов, Мачульский и Рыбникова.
— Мачульского все хорошо знаем. При белых с заданием чека оставался в тылу врага, имеет боевые заслуги. Прекрасный подпольщик, да и проверен в самом пекле. Этот не может.
Гараж губчека.
— Ершов третий месяц в госпитале. При нем этих бланков не было. А что, если Рыбникова? Пришла на работу неделю назад, — Долгирев в раздумье остановился у окна. — Слушай! Когда прибыл Степовой?
— Полторы недели…
— А узнал про документы?
— Не знаю.
— Не знаю, не знаю… — Долгирев барабанил пальцами по подоконнику. — Значит, остаются Калугин, Мачульский и Рыбникова. А может, встретишься со Степовым еще разок?
— Лишний раз вызывать опасно…
— Но это же очень важно! Может быть, это как раз та самая ниточка, за которую надо немедленно ухватиться.
— Стоит подумать, — сказал Бухбанд. — Что мы от этого получим и что можем потерять? В лучшем случае мы узнаем имя предателя, арестуем его. Но он может никого и не назвать. Тогда тупик… А теряем многое. Одна неосторожность, и расшифруем Степового. Значит, вся работа летит к черту. А ведь Русанов просил особо беречь Степового для Центра.
— Да, ты прав, — согласился Долгирев. — Рисковать Степовым нельзя. Давай соберем коллегию, посоветуемся.
Засиделись далеко за полночь и все сошлись на одном: времени на расследование и проведение каких-либо экспериментов нет, но и оставлять предателя больше нельзя — он может многое завалить. Поэтому решились на крайнее средство.
…Рано утром в общей части губчека появились Долгирев и Бухбанд.
— Всем оставаться на местах, — вместо приветствия строго сказал председатель. — Проверка.
Рыбникова подняла от машинки большие удивленные глаза, Мачульский хладнокровно снял старенькие нарукавники и утомленно потер виски. А Калугин с недоумением уставился на вошедших.
— Что произошло, товарищи? — растерянно спросил он.
— Сдайте ключи от сейфов! — потребовал Долгирев.
Калугин протянул ему небольшую связку.
— Вообще-то, — сказал он, — мне, как начальнику общей части, можно было бы сказать, чем вызвана проверка.
— В котором сейфе бланки удостоверений?
— Вот в этом, — все с тем же недоумением ответил Калугин и помог Долгиреву открыть сейф.
На верхней полке аккуратной стопкой лежали бланки.
— Сколько здесь?
— Тридцать семь штук. Одно передано вчера по вашему распоряжению в Ессентукское политбюро чека. Для нового сотрудника.
— Считайте при мне.
Калугин намусолил пальцы и стал пересчитывать. Стопка редела. Осталось листочка три, а он едва досчитал до тридцати.
— Странно, — забормотал он. — Может, где промахнулся?
Он взволнованно оглядел чекистов и снова, на этот раз быстро, пересчитал удостоверения. Сомнений не было: в стопке не хватало четырех бланков.