Версты три нес его галопом разгоряченный конь. Вокруг начался мелкий кустарник, и люди, опомнившись от бешеной скачки, пряча друг от друга глаза, сворачивали к дороге и присоединялись к Якову. Он осмотрелся: десятка три, не больше. Это все, что осталось от сотни Мавлюты.
А следствие продолжалось. Словно в калейдоскопе мелькали перед чекистами десятки лиц. И с каждым надо было разобраться досконально, среди маленьких уловок и больших хитростей многих людей найти и выделить главное, то единственное, что зовется истиной. С огромным напряжением работали чекисты в эти дни. Круглые сутки шло следствие. Среди арестованных были и те, кто всю жизнь посвятил борьбе против рабочей власти, и те, кто поддался чужому влиянию. И если последние заговорили сразу, то главари по-прежнему продолжали путать следы.
— Все, что мне инкриминируется, — ложь! — категорически заявил на первом допросе Дружинин. — Я честно работаю в советских курсах и не позволю вам возводить на меня клевету. Никакого Лукоянова я не знаю. Фальчикову и Чепурного — тоже. С Кумсковым отношения чисто служебные. Все ложь!
— А почему в вашем доме находилась тайная типография? — спросил его следователь Парфенов.
— Дом не мой. Дом Кумскова. С какой стати я должен за это отвечать?
— Гражданин Кумсков, в вашем доме обнаружена типография.
— Первый раз слышу. Я купил этот дом недавно. Видимо, она принадлежала старому хозяину.
— Но вот справка исполкома, что вы вступили в домовладение три года назад.
— Ну и что? Я не знал ничего о типографии и участия ни в каком заговоре не принимал…
Следствие грозило затянуться. Оно отвлекло от оперативной работы многих чекистов. А дел у них было еще немало: скрылся Чепурной, предупрежденная кем-то, осталась у Конаря Фальчикова, бежал Лукоянов. В губернии по-прежнему свирепствовал Лавров, Конарь, Васищев и другие более мелкие банды. Губком партии и Полномочное Представительство ВЧК требовали в кратчайший срок ликвидировать все остатки заговора.
И тут Александр Запольский нашел верный ход. Шел допрос Зуйко.
— Скажите, Гаврила Максимович, что случилось с вашей женой?
Зуйко нахмурился:
— Она убита. Мародерами.
— Вы в этом убеждены? У вас есть доказательства?
— Да. У нее были похищены все деньги и лучшая одежда. — Зуйко тяжко вздохнул. — Я виноват в ее смерти. Не надо было отправлять тогда Зину. Но кто мог подумать?
— Как вы узнали о ее смерти?
— Мне рассказал Кумсков, а ему — казаки из Боргустанской. Кумсков вернул мне шарф жены, найденный на месте убийства.
— Что вы можете сказать о Кумскове?
— Это вполне порядочный человек. Он друг мой. Давний друг…
Запольский понимающе закивал и неожиданно спросил:
— Отправить жену вам посоветовал Кумсков?
— В общем-то, да… — замялся Зуйко.
Следователь почувствовал его смятение.
— А вам не кажется странным, Гаврила Максимович, — задумчиво произнес он, — что там, где речь идет о вашей жене, обязательно упоминается его имя? Кумсков был свидетелем вашей ссоры с женой, он же советовал отправить ее из города, он же рассказал вам о ее гибели, и он же передал окровавленный шарф.
— Что вы хотите этим сказать? — насторожился Зуйко.
— Я хочу, чтобы вы поняли, кто убил вашу жену.
— Нет! Не может быть! Я знаю Ивана давно.
— Мы расследовали обстоятельства гибели.
— Докажите, — хрипло прошептал Зуйко.
Запольский протянул ему несколько листков бумаги. Зуйко лихорадочно выхватил их, быстро пробежал глазами и дрожащей рукой возвратил.
— Не может быть, — еще раз глухо повторил он, но в голосе уже не было ни мелькнувшей было надежды, ни сомнения.
Но заговорил Зуйко не сразу. На вопрос Запольского, как он начал работу в организации, Гаврила Максимович ответил даже обиженно:
— Занимая ответственный пост совработника, я не только не знал о существовании какой-либо контрреволюционной организации, но и всячески содействовал тому, чтобы пресекать любую попытку саботажа.
— Перестаньте, гражданин Зуйко! Какой смысл запираться? Вы так преданы своим мнимым друзьям? А ведь они не пощадили вашей жены…
Запольский расчетливо затронул самое больное место. Зуйко вздрогнул и опустил голову. С каждой минутой у него оставалось все меньше решительности. Он еще пытался держаться, не зная, насколько осведомлены чекисты. Но когда Запольский приказал привести Доценко, Зуйко вдруг заговорил торопливо, словно опасаясь, что его остановят на полуслове и не дадут высказаться до конца.