– Вы не можете повторить еще раз? – сказал Джимми, с нескрываемым изумлением уставившись на Найджела.
Найджел повторил. И продолжил:
– Боюсь, вам это больно слышать, Джимми. Но… я ведь не мог не заметить, когда был у вас нынче утром, как к вам относится жена. Между вами словно бы выросла невидимая стена. Ты пытаешься перебраться через нее, Алиса же ходит как потерянная. Будто на нее давит какая-то тяжесть…
Джимми Лейк закрыл лицо рукой.
– Найджел, – надломленным голосом сказал он, – этого не может быть! Я не могу… я не верю в это. Только не Алиса!.. – Он поднял глаза и посмотрел в лицо Чарльзу Кеннингтону. – Чарльз, это правда? Ради Бога, скажи мне, что это не так!
Майор Кеннингтон, в свою очередь, смотрел на него. На лице его было выражение, которое трудно расшифровать.
На какой-то момент в комнате воцарилось молчание; так бывает в природе, когда в наступившем затишье собираются грозовые тучи и вот-вот грянет первый гром. Затем он очень тихо сказал:
– Тебе это лучше знать, Джимми. Ты – должен знать это.
И тут же, в мгновение ока, переменился. Перед ними был умный, опасный человек; таким Найджел мельком видел его только раз: сразу после смерти Ниты. Это был человек, неделями живший на вражеской территории, охотившийся за Штульцем так же хладнокровно и беспощадно, как хладнокровно и беспощадно действовал матерый нацист. Он медленно произнес:
– Теперь, когда Алису вот-вот арестуют за сообщничество, а может, и за убийство, ты, может быть, что-нибудь сделаешь в связи с этим? Именно ты…
– Я? Мой дорогой Чарльз, что я могу сделать? Я рад сделать все, что угодно…
– Тебе не нужно делать «что угодно». Тебе нужно только признаться. Вот и все.
Джимми Лейк сидел прямо, вперив взгляд в шурина. Казалось, сам воздух потрескивал от невидимых искр, что проскакивали между ними.
– Мне? Признаться? Ты что, с ума сошел?
– Значит, ты намерен выкрутиться, спасая свою шкуру за счет Алисы? Ну что ж, это твое дело! – Чарльз Кеннингтон с презрением отвернулся от Джимми. – Теперь ты, Найджел. Эта твоя реконструкция. Но она совершенно рассыпается в одном пункте. Ты говоришь, утром в день смерти Ниты я заехал сюда и Алиса ждала меня с ядом. Правильно?
– Я сказал именно так.
– И это было-де результатом разговора, который произошел у нас накануне? Частью плана, который мы с ней разработали?
Найджел кивнул.
– Тогда каким образом она заполучила эту капсулу? И когда? Ящик стола был заперт. Полиция удостоверилась, что ключ к нему только один… Да, я спросил это у Блаунта. И ключ этот был на связке у Джимми. А он никогда с ней не расстается, даже на ночь. В ту ночь Джимми, заметьте, ночевал в министерстве. Вот и лопнула твоя версия, Найджел. А теперь, если вы оба не против, я изложу свою.
Майор Кеннингтон поднял указательный палец и медленно, как дуэльный пистолет, опустил его, нацелив на Джимми.
– Вот этот малеватель витрин убил бедняжку Ниту. Я молчал до последней минуты, потому что люблю Алису и, как ты верно заметил, на все готов ради нее. Я не рассказывал тебе всего, что знаю о Джимми, и делал это, чтобы избавить ее от ужасов суда над убийцей-мужем и всего такого. Но теперь, когда над самой Алисой нависла угроза ареста, я отказываюсь выгораживать Джимми.
Джимми задумчиво и оценивающе смотрел на него, язвительно, уголками рта, улыбаясь.
– Что ж, послушаем, что за версию ты нам сообщишь. Надеюсь, приговоренному не возбраняется есть бисквиты, – проговорил он и, встав из-за стола, подошел к буфету. – Вы, ребята, как хотите. Но это – фирменное блюдо Алисы. Найджел, очень советую вам отведать… Эй, что там такое? – Джимми понизил голос до шепота. – Там, за дверью, кто-то есть.
Найджел, не говоря ни слова, подошел к двери и толчком распахнул ее. В комнату, не торопясь, не вошел, а вплыл, медленно и рассчитанно, как манекен, великолепный рыжий кот. Джимми захохотал.
– Добрый старый Мармелад. Я-то думал, что это по меньшей мере суперинтендант Блаунт…