– А где доказательства, что Освальд был убит в Плаш-Мидоу? Пока мы не можем быть уверены даже в том, что он вообще туда приходил.
Мара Торренс медленно опустила правую руку в воду. Вода в Темзе не кипела, но ее жест необъяснимым образом напомнил Найджелу средневековую пытку.
– А помогло бы, если бы кто-нибудь видел Освальда в Плаш-Мидоу в ту ночь? – медленно спросила Маара.
– Могло бы помочь. Впрочем, это зависит от обстоятельств. – Найджел пристально наблюдал за ее лицом. – Но лжесвидетельствовать бесполезно, это всегда выплывает наружу, – прибавил он.
– Не дури, Мара! – воскликнул Лайонел и неожиданно бросил на Найджела полный враждебности взгляд. – Ему нельзя доверять.
– Я вообще никому не доверяю, – хмуро ответила Мара. – Знаешь что, дорогой, оставь нас вдвоем, мне нужно поговорить с мистером Стрейнджуэйзом. Иди. Я хочу поговорить с ним наедине.
– Я думаю, ты делаешь ошибку.
– Уйди. Прошу тебя. Пожалуйста.
– Ну хорошо, раз я тебе не нужен… – проговорил Лайонел, совсем как обиженный ребенок, и с недовольным видом стал выбираться из лодки.
– Только один вопрос, прежде чем вы уйдете, – остановил его Найджел. – Я собираюсь спросить вас об этом уже несколько дней. Вы утверждаете, что в ту ночь крепко спали и даже грозы не слышали. Но на днях, когда на меня набросился Финни Блэк и когда я позвал на помощь, вы сказали, что проснулись от крика. Создается впечатление, что между вашими двумя заявлениями есть некоторое противоречие.
Упершись руками в бока, Лайонел смотрел на него с берега сверху вниз. На лице у него появилось жестокое выражение.
– Я могу сказать только, – проговорил он, – что от грома я не просыпаюсь, а от криков о помощи просыпаюсь. Делайте из этого какие угодно выводы. – Он повернулся и пошел прочь.
– Вы ведь не думаете… – начала было Мара.
– Это, может быть, самая святая правда. Он ведь был на фронте.
Они замолчали. Теперь, когда они остались одни и им уже никто не мешал, Маре невероятно трудно было начать разговор первой – неожиданно для самой себя она застеснялась. Тем временем Найджел любовался ее прямыми черными волосами, которые сейчас переливались на солнце, бледным как полотно лицом с похожими на синяки темными полукружиями у глаз и пунцово-красными губами.
– Вы его любите?
Девушка стряхнула с себя задумчивость.
– Дело совсем не в этом. – Она похлопала по подушке рядом с собой и по-детски виновато посмотрела на Найджела. – Подойдите сюда и сядьте. Да бросьте вы, не бойтесь, я не собираюсь вас совращать, – нетерпеливо добавила она. – И почему только все меня боятся? Я не могу разговаривать, когда вы смотрите на меня, как психиатр, через стол.
Найджел сел рядом с ней.
– Так лучше?
– Угу. Милый, добрый дядюшка Стрейнджуэйз!
Она как бы непроизвольно придвинулась к нему. Он чувствовал, как ее нога, от бедра до пальчиков ног, прижимается к его ноге. Наконец Мара быстро, не глядя на него, заговорила:
– По-моему, да. Я люблю Лайонела. Я имею в виду, разумеется, что мне хочется лечь с ним в постель. Видно, я на то только и гожусь, чтобы со мной переспать. А он хочет, чтобы я вышла за него замуж. Но я боюсь, у меня просто духу не хватает. Понимаете, я для этого не гожусь, и меня уже не переделаешь. Если бы дело было только в Лайонеле, я бы рискнула – будь что будет. Но…
Она вдруг сникла, как бывает, когда налетает внезапный порыв ветра – предвестник сильной грозы – и тут же опадает, сходит на нет.
– Но вы опасаетесь причинить горе Роберту Ситону, потому что Лайонел – его сын? – подсказал Найджел.
Она покорно кивнула и молча сжала руку Найджела. С палубы проплывавшего мимо прогулочного речного трамвайчика трое мальчишек засвистели им и заулюлюкали.
– Ну что, видите? А вы не верили. Все считают меня потаскухой!
– Какая ерунда. Да они бы освистали и девчушку-очкарика из Армии спасения, попадись она им на глаза.
Поднятые пароходиком волны качнули их лодку, и Мару бросило на него. Она тут же отпрянула, как будто коснувшись раскаленного железа.
– Я не знаю, с чего начать, – проговорила она, тяжело дыша.
– Я бы начал с самого начала, – ласково отозвался Найджел. – С Освальда. С того дня в Куантоксе. Когда вам было пятнадцать лет.
Мара вся напряглась, словно в судороге. Над лугами разносилась немолкнущая песня жаворонка. Наконец она тихо произнесла:
– Так вы знаете?
– Я догадался. Это было наиболее вероятное объяснение. Он…
– Да, он изнасиловал меня, – грустно произнесла она. – Черт бы побрал этого жаворонка. Один такой распевал, когда…