Предумышленное или нет? Предположим, что убийство Освальда Ситона было предумышленным. Что из этого следует?
Первое: убийца должен был знать, что Освальд жив и вернулся в Англию. Второе: если убийца знал о том, что произошло между Освальдом и Марой, он мог быть уверен, что Освальд постарается скрыть свое появление в этих местах из простого чувства самосохранения. В Плаш-Мидоу о преступлении Освальда не знали только Финни Блэк, Ванесса и, может быть, Лайонел. Ванессу можно сразу исключить, Финни слишком неполноценен умственно, чтобы спланировать убийство, у Лайонела нет мотива – если только он не разузнал про Освальда и Мару. Третье: убийца, если ему была известна эта тайна, имел, так сказать, идеальную жертву – человека, который уже десять лет числится в покойниках, который сам боится раскрыть свое инкогнито. Но зачем, – эта мысль как гвоздь засела у него в мозгу, – зачем было убивать его в Плаш-Мидоу, в единственном месте в мире, где «неопознанный труп» может ассоциироваться с Освальдом Ситоном, исчезнувшим десять лет назад? Из этого с неумолимой логичностью следовало, что именно потому, что Освальд был убит в Плаш-Мидоу, убийство не могло быть предумышленным.
И сразу же вся сложная и непонятная мозаика этого дела представилась Найджелу в ином свете. Запланированное убийство представлялось ему теперь немыслимым, если только убийцей не руководило чувство мести или опасение за собственную судьбу. А это значит, что Освальд мог погибнуть, скажем, в результате неожиданной ссоры, или несчастного случая, или даже, – почему-то подумал Найджел, – простого испуга, шока, вызванного неожиданной встречей в такую мрачную ночь, полную грозовых раскатов, – встречей с человеком, которого убийца имел все основания принять за привидение…
На следующее утро, часов в десять, Найджел направлялся к старому амбару. Проснулся он рано, и в голове у него беспрестанно звучала одна фраза – звучала так ясно, будто ее только что прошептали ему в ухо: «У нас у всех тогда Освальд не выходил из головы». Так говорил Реннел Торренс, пытаясь объяснить, почему его привела в такой ужас вылепленная Марой глиняная голова Роберта. Как тогда заметил Найджел, к величайшему смущению Реннела, это объяснение никак не соответствовало обстоятельствам, потому что в то время никому, кроме, естественно, убийцы, не могло быть известно, что убитый – Освальд Ситон. Однако если бы оказалось, что Реннел виделся с Освальдом в ту роковую ночь, его смятение от того, что скульптурный портрет так сильно напоминал Освальда, стало бы вполне объяснимо. Но он сказал: «У нас у всех тогда Освальд не выходил из головы». Было ли слово «все» обыкновенным фразеологическим оборотом – или, может быть, оно подтверждало абсурдное предположение Пола Уиллингхэма, что все жители Плаш-Мидоу сговорились, чтобы убрать Освальда?
«Э нет, – подумал Найджел, – так не пойдет; я же сам вчера вечером пришел к выводу, что убийство Освальда не было предумышленным. Да, но хорошо продуманные усилия, предпринятые, чтобы скрыть следы преступления, вполне могли быть делом рук всей компании. Непредумышленность еще не означает, что не было сговора. Сколько же, в таком случае, в этом преступлении соучастников? Соучастников, помогавших убийце после убийства? Господи, ерунда какая-то!» – не выдержал Найджел, вспоминая милый семейный завтрак, на котором присутствовал всего час назад: Лайонел и Ванесса подшучивали друг над другом, Джанет Ситон строила планы на день – она предложила устроить пикник; ее муж, сидя во главе стола и улыбаясь детям, расспрашивал Найджела о Поле Уиллингхэме, а потом встал и, не допив кофе, быстро поднялся к себе наверх, чтобы продолжить работу над нетерпеливо дожидавшейся его поэмой. Ни один из них не проявил озабоченности или даже любопытства по поводу заявления, которое, как накануне вечером оповестил их Найджел, Реннел Торренс должен был сделать этим утром. Единственное, что их тревожило, это погода: она начинала портиться, собиравшиеся на небе облака угрожали запланированному пикнику. Не успел Найджел войти в амбар, как по крыше застучали первые капли дождя.
Суперинтендант Блаунт был уже там, а с ним один из людей инспектора Гейтса, пришедший сменить сержанта Бауэра. Блаунт расчистил место на одном из заваленных барахлом столиков. Реннел Торренс, сидевший развалясь в плетеном кресле, демонстративно отвернулся от Найджела, когда тот вошел в студию. Со второго этажа доносился шум пылесоса. По стенам стыдливо жались пестрые претенциозные полотна Реннела – следы впустую прожитой жизни.
– Давайте начнем, – сказал Блаунт и произнес положенную в таких случаях официальную формулу о необходимости придерживаться правды и только правды.