Теперь я чувствую, я — женщина, только мой рассудок без всяких сомнений мужской. И вот из красной пелены восходит картина… я вижу самого себя в комнате, украшенной с расточительной роскошью. Я лежу, зарывшись в мягкий ковёр… голая. Надо мной склонился человек с жёсткими, грубыми чертами представителя самого низшего сословия, с натруженными работой руками, с загорелой кожей матроса. Он сидит передо мной на коленях и острой иглой накалывает странные рисунки на мою мягкую плоть. Это больно и всё-таки доставляет странную разновидность наслаждения… я знаю, этот мужчина — мой любовник.
Тут короткая, острая как игла боль сжимает моё тело в конвульсивное блаженство. Я обвиваю шею мужчины своими белыми руками и влеку его к себе вниз… целую его и кладу его жёсткие, мозолистые руки на свою грудь, плечи, и целую его снова в пьянящем бешенстве, и обхватываю его и крепко тяну к себе, так что он, задыхаясь, стонет. -
Теперь я зубами хватаю его за смуглое горло, за это горло, которое я так люблю и вид которого уже часто приводил меня в экстаз, мой язык влажно ласкает это горло… а теперь — а теперь я невольно вжимаю зубы в коричневую, жёсткую плоть — я не могу иначе — мне приходится впиться зубами… и я кусаю… я кусаю… его стон превращается в хрип… я чувствую, как мужчина извивается в моих объятьях и судорожно дёргается… но я не отпускаю… Он становится тяжёлым-тяжёлым… тёплый поток стекает по моему телу. Его голова запрокидывается назад — я выпускаю его из объятий — с глухим ударом он падает на спину в мягкий ковёр… из перекушенной шеи бьёт фонтаном мощный поток крови. — Кровь, всюду кровь, на мягких, белых шкурах полярных медведей, на мне… повсюду.
Я начинаю кричать… хрипло и грубо исторгаются звуки из моей глотки. Врывается горничная, она, вероятно, была недалеко, может быть, за дверью в соседней комнате… подслушивала?.. на мгновение она словно застывает без сознания, затем молча бросается на тело мёртвого мужчины… без слов и без слёз… она зарывается лицом в его залитую кровью грудь — я вижу лишь, как сжимаются её кулаки. Теперь я знаю всё…
А потом я вижу ещё одну картину…
Снова я вижу себя, и всё же одновременно я ещё и та, которая сидит в деревянной повозке, едущей на гильотину. Потом я стою наверху на помосте и в последний раз поднимаю глаза к солнцу, и когда я медленно поворачиваюсь, мой взгляд падает на молодую женщину, протиснувшуюся далеко вперёд, в первый ряд… она… возлюбленная мужчины, который был инструментом моей похоти… с бледным, подрагивающим лицом, в красной юбке и одной рубашке и развевающимися волосами… её глаза дико пылают как у хищного зверя, влажные, как от сдерживаемой скорби, и страстные, как перед большой радостью. Тут она поднимает сжатые кулаки к лицу, и её рот шевелится… она хочет говорить, высмеять меня, обругать, но в состоянии лишь крикнуть — на ломаном и непонятном языке… потом я кладу мою главу под падающий нож.
Теперь я знаю всё.
Я знаю, чья это была голова, посмертно послужившая жертвой отвратительной мести в ночь перед полыхающим костром — знаю также, кто была эта молодая женщина, в ту же самую ночь истерзанная, разодранная, раздавленная разнузданными бестиями в тёмном дворе дворца… в моей голове сотни кончиков гвоздей вызывают боль… я привязан к этому телу… к этому телу, полному ужасных воспоминаний и омерзительных болей, к этому грешному прекрасному телу, прошедшему все круги ада.
Эта ужасная расщеплённость моего существа раздирает меня… о, уже недолго… я чувствую мягкую податливость всех членов, размягчение и отторжение частей плоти… превращение в губчатую массу и разжижение всех внутренних органов… распад начинается.
Скоро меня, моё тошнотворное расколотое Я окутает ночь — ночь разложения… тела распадутся на части — дух станет свободным.