Чёрт, вот засада-то! Не умею я с сумасшедшими. Спорить нельзя, наверное. Надо подыгрывать, может и сработает. Мне кажется, она меня боится. И поэтому напивается, чтобы страх убрать. Когда подходит ко мне – аж руки трясутся. Идёт.
Умылась и снова накрасилась. Дура. Пиджак сняла.
На мышиной серой водолазке два мокрых пятна подмышками. Огромных. Она всегда потела, да. И всегда носила синтетику при этом. Пованивала.
Решила кофе выпить, молча ходит: чашку достала, кофеварку включила.
Она же слабая, мелковатая. Развязать бы ноги, я бы её и со связанными руками успокоил. Стулом с разворота. Но ноги зафиксировала хорошо. И руки тоже. Больно-то как! Суставы аж выворачивает. Угораздило же меня так вляпаться. Стыдно. И грязно. Грязней, чем обычно. Чем всегда.
Пьёт кофе и курит, сидя на столе. Странно, но мне уже и курить-то не хочется. Выглядит смущённой. Или растерянной. Как будто ей неудобно передо мной.
– Наташа, ну что мы как дети, а? Я никуда не уйду, если ты меня развяжешь, обещаю, – снова начал я свои увещевания. – И тебя не обижу. Я просто хочу по-человечески тебя понять. А когда так больно, я не могу думать ни о чём другом, это отвлекает, понимаешь?
– Конечно, понимаю, – голос алюминиевый, механический. – Это ты не понимаешь, что такое настоящая боль. Тебе всё сходит с рук. Вот что хуже всего. Тебе всё – как с гуся вода. Ты идёшь по жизни, оставляя позади покалеченные судьбы. А тебе – всё хорошо! Ешь, спишь, трахаешься, шляешься, – и ничего. Как так и надо. От одной к другой. Попользовался, надоело, свалил. Ты думаешь, так будет всегда? Кому ты будешь нужен в старости? Кому? Ты думал об этом? Ты не понимаешь, что если ты творишь зло, если из-за тебя страдают люди, то тебе придётся за это отвечать рано или поздно? Или, думаешь, так всё и прокатит? Что ты сделал хорошего в жизни? Кого ты сделал счастливым? Ты же безответственная сволочь, безнаказанная, безнаказанная сволочь, – она трясёт подбородком, выкатив челюсть вперёд, глаза сузились, нос заострился.
Баба-Яга. Смотрит на ежа.
Я – ё ж.
Потом Баба-Яга должна умереть, по логике Юлиной песенки.
– Ты даже не представляешь, сколько зла ты совершил. Сколько душ ты угробил.
Нет, Баба-Яга не умрёт. Баба-Яга допила кофе и продолжает.
– Когда ты бросил меня в первый раз, я понимаю, у тебя был выбор: я или карьера. Ты почему-то решил, что я тебе помешаю. И уехал. Но мог бы поговорить со мной! Мог бы сказать мне, что не хочешь ответственности, что не готов с кем-то связываться. А? Ты – трус! Просто трус.
– Ну, прости, может быть ты и права, – решил я сменить тактику, нет, я вообще не понимаю, что ей отвечать. Я просто не помню. Я и не узнал её сразу, когда встретил тут. Стоп. Это значит, что она специально? Она не случайно?
– Наташа, скажи мне, пожалуйста, а ты случайно со мной встретилась в Москве? Или это судьба?
– Идиот, – она усмехнулась, подвинулась, угнездилась поудобнее, левой рукой похлопывает себя по коленке, пальцами постукивает. Поёт она про себя что ли? – Конечно же нет. Я переехала в Москву ровно через пять лет после твоего отъезда. День в день. После того, как ты сбежал, мне было очень плохо. Я наивная девочка была тогда, верила в сказки. В принца прекрасного. Ждала тебя даже, – она перестала барабанить пальцами, нахмурилась, щёки отвисли вниз собачьими брылями, жуткая баба, как я с ней спал? – А потом я встретила одного парня, мы даже жили вместе. На какое-то время мне показалось, что я забыла тебя. Но потом, когда он оказался козлом, я ушла. Сама. И жила одна.
Я ненавижу одиночество. Я пыталась доказать себе, что могу без тебя, что могу быть с кем-то другим. А потом поняла, что ты – моя судьба. И любить тебя – это и есть главное, – она вдохновилась, рассказывая, даже брыли подтянулись. Почему она не смотрит на меня? Всё время вперивается куда-то рядом со мной, буквально в десяти сантиметрах от моего лица. От этого взгляд кажется ещё более безумным. Косым и жутковатым.
– А почему ты со мной не связалась, когда переехала сюда?
– Я же не дура. Зачем писать, если можно встретиться лично? Я же всё о тебе знаю, и где ты работал, знала, конечно. Продала свою трёшку, купила тут однокомнатную. Думаешь, мне было легко? Никто не помогал, всё сама. Устроилась в «Тринити», чтобы работать в одном здании с тобой. Да, специально! – Она аж взвизгнула. – Я живу ради тебя, понимаешь ты? В первый рабочий день мне не удалось с тобой пересечься. А на следующий, это была пятница, шестнадцатое октября… Я даже не караулила, я просто тебя встретила, и это был знак. Ты тогда посмотрел на меня, улыбнулся, но сделал вид, что не узнал меня. Тебе было стыдно, да? Скажи!