– Ты ничего не понял, – резюмировала тусклым голосом. Да она почти засыпает уже, а если вырубится тут, я смогу развязаться, она точно не проснётся. – У нас нет никакого завтра. Только сегодня. Всё, что могло произойти, уже произошло. Ничего нового не получится. Ты сломал мою жизнь. Я стареющая баба, которая всю жизнь любила мудака. Мне тридцать девять. Я не смогу быть ни с кем, кроме тебя. Я не буду ни от кого рожать детей. В лучшем случае, проживу остаток жизни в одиночестве.
Она снова захлюпала носом.
– Моя жизнь ничего не стоит. Я одна, – перечисляет, всхлипывая. – Мне никто не нужен. Я ничего не хочу. Если ты не будешь со мной, то я буду несчастной. И сдохну несчастной. Я надеялась до последнего, что это изменится. Ты уйдёшь от этой суки. Я так верила в это. У вас же всё уже закончилось. Она сама говорила.
– Ты с ней знакома? – включился я.
– Неважно. Знакома, конечно, – она шумно всосала глоток воздуха и выдохнула с воем. – Конечно знакома. Ты вообще ничего не понял! Я всё это время была очень близко к тебе. Я всё это время знала каждый день, что ты делаешь. И что ты чувствуешь.
Рыдает. Икает. Молчу. Где они познакомились? Может, врёт? Агния ни разу не упоминала ни об одной Наташе. Вообще никогда. Каша в голове. А если знакомы, то я представляю, чего она может наговорить. Сумасшедшая эта. Но если бы наговорила, то Агния не из тех, кто промолчит. Может быть, снова бредит. Может, знакома во сне. Или в прошлой жизни, – у больных вариантов много.
Но когда она узнает, что Агния беременна, то вообще же башню снесёт ей. Надо будет принять меры. Причём сразу, не откладывая. Как эта хрень закончится, надо будет что-то сделать. Избавляться как-то от этой маньячки. Агнии, конечно, не объяснишь, да и не нужно её грузить сейчас.
Везучий я парень, как я погляжу. Надо же было так влететь, но кто же знал, что они могут быть такими?
Снова пьёт. Пьёт и сморкается в полотенце.
Села на пол.
– Мне снились гвозди. Много гвоздей. Они валялись на полу. Длинные острые гвозди, – говорит еле слышно, глядя в свою реальность мимо моей. – Я потом только поняла, что он хотел мне сказать этим. Его тоже приколачивали гвоздями. Гвозди – это глупые люди, злые суки, это служители Дьявола. Ау, боец, ты тут? Слушаешь? Ты хотя бы слово понимаешь? Ты сам – гвоздь. Но здесь нет молотка. Надо было взять его с собой. И вколотить тебя туда, где твоё место. В гробу твоё место.
Наталья, скрючившись, несёт свою пургу. Меня заметает. Похожа на жуткого огромного паука. Сидит на полу, расставила ноги, согнув их, раскоряченный недолотос. И руки перекосила как-то неестественно, выставив плечи вперёд. Лицо свисло.
– Я не буду тебя убивать, конечно. Я сразу это знала. Я проверю. Права ли я. Если нет, то накажут меня. И правильно сделают, если я снова ошиблась. Но я знаю, что настоящий преступник – ты. Ты убил меня. И не только меня.
Она попыталась допить остаток мартини, подавилась, часть мартини вылезла обратно, прямо на грудь. Третьим мокрым пятном – по центру водолазки.
– А мне срать, что я такая! И что ты видишь меня вот такой! Если я права, то наказан будешь ты. И будешь доживать свою жизнь в полном дерьме! Если я не права, то я готова принять наказание. Или – или. На этот раз, в этой жизни, такой расклад. Мы оба ответим перед ним! За всё.
Она попыталась подняться, но упала на спину, опрокинув и стакан, и бутылку. Цапнула её, успев до того, как остатки мартини вылились. Перекатилась на живот. Встала, держась за стол. Стоит, пошатываясь. С бутылкой в руке. Красотка. Допивает одним глотком из горла. Роняет на пол. Линолеум смягчает звук. Меня тошнит.
– Я не хотела так. Поцелуешь меня на прощанье? Нет? Тебе проти-и-ивно. Да? Козел! Видел бы ты себя сейчас! Индюк.
Передвигается по комнате, пиная бутылку, открыла шкаф, достала куртку, застегнула со второго раза молнию. Роется в карманах. Ничего. Я молчу. Полезла в шкаф снова, сумка. Вытащила ключи от машины. Ещё пара ключей упала на пол, подняла их со второй попытки, чуть не рухнула снова. Брелок знакомый. Может быть, я его ей и подарил. Не помню. Нет, у Агнии похожий просто.
– Ты все поймёшь, всё-о-о, и гораздо раньше, чем тебе кажется, – вещает из рамы дверного косяка. – А я уеду. Далеко-далеко. Я буду жить у воды. Среди сосен, понял? Индюков заведу себе, вместо тебя, понял? Буду жить, понял? И ждать правды. Или ты. Или я. Всё, чао, бамбино, сорри.