Я выловила Юру в толпе одноклассников на подходе к учебному заведению.
Он выразил готовность сопровождать меня в молодежный клуб послезавтра.
– Созваниваться будем? – спросила я.
– Не стоит, я обязательный и положительный, когда не колюсь, – печально кивнул мне много испытавший старшеклассник и кинулся догонять друзей.
Лилия Петровна убралась, не вымыв чашку и пепельницу. Варвара, похоже, не возвращалась из универа. Не успела я залечь с купленной книгой, как нелегкая принесла исхудавшего и небритого Лешу Трофимова. У него было отчаянное лицо, сиплый голос, дрожащие руки и подкашивающиеся ноги. Маменькиного сыночка жестоко ломало, но он силился мне улыбаться и бормотал какую-то ерунду про первую стадию гриппа. Я передала ему просьбу Варвары обязательно дождаться ее, рассказала о приезде матери на нашу пирушку.
– А я ночевал у друга в пригороде.
Там меня и скрутило на следующий день – температура под сорок. Он испугался, выхаживал меня, как нянька, только родителям звякнуть не догадался, – объяснил Леша.
С каким удовольствием я бы ему поверила. Но Трофимов пожаловался на паршивое самочувствие и предложил:
– Поля, у Вари должен быть где-то пакет с лекарствами Зиночки. Не поищешь? А то пока я до аптечки в своей ванной доберусь…
– Искала уже, Леша. Размечталась об аспирине. И не нашла. С собой его Варвара таскает, не иначе.
Леша скривился и чуть не заплакал.
Я принесла ему сладкого кофе. Он был не в состоянии держать кружку на весу и прихлебывал, склоняясь над стоящей посудиной. Слова давались ему трудно, однако потребность отвлекаться разговором он не преодолел. Я еле вникала в смысл тягучих длинных фраз. В основном он признавался в невозможности забыть Зину, в мечте вернуть назад счастье.
И вдруг парня будто подменили. Он вскочил с кресла, с воем рухнул в него снова и стал осыпать себя маловразумительными ругательствами. На человеческом языке это означало примерно следующее:
– Я сам себе ненавистен. Я жалкий обормот, с детства отстаивающий свою независимость. А в итоге приходится зависеть от бездарных бездушных скотов.
Что позволяет себе эта полудеревенская Варвара? Кем она себя вообразила? Спасительницей? Душеприказчицей? Из Зинки не стеснялась деньги тянуть, и я ее буквально озолотил. Нет, ей, сучке, мало, мало, мало. Была льстивой, а сейчас позволяет своему засранству грубить мне. Хамка. Не я ей обязан, она – мне.
Ей бы молиться на таких – богатых, щедрых, разносторонних, стремящихся познать жизнь и смерть опытным путем.
Вот возьму и уйду. Мне завязать – раз плюнуть. Куча людей избавилась от вредных привычек. Линева пользуется тем, что я избегаю огласки ради будущей карьеры, которая ей не светит. Дрянь.
Чтоб ее лихорадило, как меня. Родственник ее, сволоту, навещал. Знаем мы этих родственников. Они потом в гостях копыта откидывают, а варвары всякие пакеты с таблетками прячут. Наверняка тайник во встроенном шкафу, надо его простучать. Зина подозревала, что она когда-нибудь все захапает из жадности.
Но не предполагала, что на подругу свалит. И ничего не докажешь, мрак, сплошной мрак…
Я не понимала, отдает ли он себе отчет в том, что плетет. Это слишком смахивало на обвинение Варвары в убийстве лже-Загорского. Леша заскулил, повизгивая. Потом посмотрел на меня, стиснул виски и прошептал:
– Не обращай внимания, я брежу. Еретик, ничего святого.
– Извини, пожалуйста, Алексей, я не вникала в твои слова. Чувствую только, тебе очень плохо.
– И не вникай, – опять впал в медлительность Трофимов. – Последний раз я унижаюсь перед Линевой. Больше не вынесу.
Как бы он ни был жалок, у его семьи хватило бы средств на анонимное избавление отпрыска от жуткой напасти. А остальным полагалось в муках дохнуть под заборами? Я впервые подумала о носящейся с социальными программами Вешковой не без теплоты.
Леша, сам того не желая, подтвердил худшие опасения ментов. Полку подозреваемых прибывало, картины убийства множились, словно в калейдоскопе. Например, они с Красновой вместе приняли наркотик. Лже-Загорский продавал зелье оптом. Зина усыпила преступного господина и убежала в университет, а Леша убил. Где гарантии, что он покинул квартиру раньше девушки? Детки собирались поживиться запасами лже-Загорского. Завладел ли ими Леша? Возможно. А Варвару костерил, чтобы отвести от себя подозрения. Дескать, ходил бы я к ней за дозой, разжившись сотней доз?
Мне чудилось, что в моей бедной головушке что-то перегорает и искрит. Выручила явившаяся наконец Варвара. Она бросила на нас с Лешей насмешливый взгляд и сказала:
– Воркуете, голубки? Подтягивайтесь в кухню по одному, я там буду откликаться на ваши нужды.
Леша скуксился, засмеялся и порысил, куда позвали. Через пять минут он выбрался в прихожую, подмигнул и сгинул. Варя передала мне вместе с приветом от «психиатра» четыре таблетки. «Не дорого», – прикинула я. Но потом вспомнила про неизбежное повышение количества, пробы более сильных наркотиков и вздохнула. Лешино: «Я ее озолотил» – было не чрезмерным преувеличением.
Только вряд ли ей много этого золота перепадало.
Глава 8
Утром выяснилось – без меня могут обойтись все. Варвара заявила, что ей предстоит контрольная по генетике и беседа с милиционерами о Зине и останках неведомого дядьки. Полковник Измайлов по телефону послал меня подальше:
– Жду завтра, детка.
Горбатиться на его и своем хозяйстве мне было лень, поэтому я поплелась на рынок, бурча: «Потрачусь на носовые платки и перчатки из ангорки», будто мне предстояло приобрести вторую виллу или седьмой лимузин. Вик часто повторяет, что я клоунесса не по натуре, а по обстоятельствам. И обстоятельства вновь сложились соответственно. Для начала я, по своему обыкновению, отключилась от окружающего бедлама. «Разгадка всех загадок заключается в ответе на вопрос, в состоянии ли обыкновенный человек наложить жгут и попасть иглой в вену», – азартно размышляла я.
С одной стороны, считается, что эта манипуляция сродни искусству. У моей мамы вены тонкие, глубокие, так ее дырявят по часу, прежде чем получится. С другой – наркоманы быстро приобретают навык и дают сто очков вперед опытным медсестрам. Кажется, и без жгута обходятся. Я сама однажды преуспела с первого захода. В школьные каникулы соседка по коммуналке, в которой мы тогда обитали, зазвала меня к себе и попросила сделать укол ее мужу. Дядя Коля был из тех, кто подавался на Север за длинным рублем, пропивал целый таксопарк «Волг», но не привозил денег на единственный «Запорожец», возвращался в родные пенаты со множеством болезней и перед смертью, хорошо, успевал бы получить положенное туберкулезнику благоустроенное жилье. Тетя Клава вколоть супругу лекарство не могла по причине негнущихся большого и указательного пальцев. Представления не имея о том, что такое промедол, я полностью положилась на взрослых людей, выслушала теорию, нащупала прекрасную вену, воткнула шприц, оттянула кровь и, зажмурившись, влила в страждущего дядю Колю содержимое ампулы. В следующее мгновение он закатил глаза, откинулся на кровати и замер. «Ой, – заголосила я, – он умер». Тетя Клава воскликнула: «Нормалек, спасибо». И вытолкала меня. Я металась по своей комнате, ревела и успокоилась лишь через несколько часов, когда раздался характерный рык соседа:
– Клавка, гони за водкой!
«Итак, если у лже-Загорского сосуды были типа дяди Колиных, отправить его на тот свет удалось бы и ребенку», – подвела итоги я. К моему удивлению, это не приблизило «разгадку всех загадок».
– Отменное качество, не сваляются, – крикнул кто-то рядом. Я обнаружила себя перебирающей перчатки. Торговец изобретательно расхваливал товар, но и цену назначил на пять рублей больше, чем остальные. В целях восстановления справедливости, а отнюдь не экономии, я заторговалась:
– Отдайте за пятнадцать.
– Вы что, девушка, разве у других такое качество? – завелся хитрец.