– Я не нуждаюсь в его благодарности, Полина, – горячилась Вешкова. – У меня полно хлопот. Я отдала Юре все возможное – время, энергию. Но вы правильно заметили, реабилитируется парнишка в домашних условиях, сорваться легче легкого, нельзя прекращать контакты. А Загорский-папа вообразил, что дальше сам справится. Между нами, не у всех родителей дети становятся наркоманами, не заноситься бы Вениамину Кузьмичу.
– Лилия Петровна, ему хочется, что называется, избавиться от свидетелей.
Вы видели его униженным, раздавленным. Бывают такие люди: когда плохо, напролом лезут за помощью; когда хорошо, не узнают вчерашнего помощника на улице.
– Мне тоже много чего хочется, – сообщила Вешкова. – Полина, я опаздываю.
– Секунду! С чего вдруг Юра «заболел» матерью?
– Не вдруг. Он всегда тосковал по ней. Тоска – то, за что я его поддела, чтобы вытащить. А месяц назад он нашел ее фотографию. Вы не представляете, сколько он упустил на игле. Постепенно возвращается к интеллектуальной и прочей деятельности. Но еще долго будет неадекватен. Ему предстоит вспоминать, жалеть, раскаиваться, плакать. Не прав Вениамин Кузьмич, один он через муки сына не проведет.
Последнюю фразу она произнесла в своей обычной прохладно-отстраненной манере, и я вновь ощутила себя стоящей на ветру. Поэтому простилась со своим раздражителем без сожаления. И забористых проклятий полковника Измайлова в адрес сыщиков-любителей не вспомнила. А зря.
Если честно, меня устраивало то, что Юра просто неадекватен. Я ничего путного не могла для него сделать, но беспокойство торчало во мне гвоздем, и я постоянно ранилась. Лилия Петровна словно гвоздь вбила… Я не успела упорядочить свои разномастные мысли, раздался телефонный звонок. Непривычно взволнованная Варвара интересовалась, не смотаюсь ли я из квартиры. Но я слишком устала для шевелений.
– Отрубаюсь, – сказала я.
– Подожди минутку! – воскликнула Линева.
– Это сильнее меня.
– Подожди!
Видимо, она связывалась со мной из автомата на углу, потому что очень скоро поднялась, прислонила меня к стене прихожей возле аппарата и попросила:
– Поль, чтобы отвязаться от Виталия, я позволила ему позвонить вечером и не исключила, что позову в гости. Скажи потверже и связно, будто к тебе родичи из Орла приперлись.
– Связно не получится. Мне надо рухнуть.
– Рухнешь, рухнешь, крепись.
Подоспели переговоры с Кропотовым. Варвара коротко бросила в трубку:
– Пардон, Виталик, мне Поля все планы порушила, перенесем встречу на завтра-послезавтра.
Я подтвердила наличие в доме нескольких нетрезвых провинциалов. Виталий сник, даже бодриться не пытался.
Вероломная Линева еще раз вскользь пообещала ему рандеву, которое не сорвут и ее собственные мама с папой. Парню ничего не оставалось, кроме как согласиться. Я не стала дожидаться окончания болтовни. Упала на свой диван в одежде и замерла, мол, до утра пушкой не разбудишь. К моему изумлению, Варвара снова ушла, не выключив свет. Я протомилась с полчаса и только собралась взять книгу, как открылась дверь, и баритон Бориса Юрьева посулил Варюше приятный вечер. Меня бросило в жар, в самое пекло растерянности. Поленилась выбраться на улицу и неизбежно испорчу лейтенанту игру.
– Подружка? – спросил про меня Борис бередящим душу тоном неврастеника.
– Не грузись, она «колес» наглоталась. Это отключка, плавно переходящая в крепкий длительный сон, – пояснила Варвара.
– Модное состояние, – фальшиво рассмеялся Борис.
Будет жаловаться полковнику, что я своим присутствием гашу его трудовой энтузиазм и создаю нетерпимую обстановку. Предупреждать надо. Теперь пусть расхлебывает.
До чего же мужчины разные. Юрьев и Линева накрывали на стол в комнате. Но если Виталий недавно норовил избавить Варю от лишнего движения, то Борис ее не щадил: «Варенька, подай, нарежь, поставь, принеси, вскипяти…» Когда она понеслась к соседке за солью, этот садист больно ущипнул меня за бок и обозвал «помехой чертовой». Я скрипнула:
«Дурак». Потом ловко стянула с тарелки кусок сыра. Не ела ведь ничего, обошлась чашкой кофе на завтрак.
– Не вздумай чавкать, – пригрозил Юрьев.
Вернулась Варвара. Они пили ароматный коньяк и закусывали. Я глотала слюну и слезы. И упрашивала всевышнего заглушить урчание раздразненного сыром желудка. Поэтому не сразу поняла, что за моей спиной творится нечто неординарнбе. Не желающая превращать квартиру в траходром недотрога Варя Линева бурно приставала к ухарю Боре Юрьеву. А он, напредлагавшись ей любовных утех и сексуальных приключений, сопел и отбрыкивался. Больше всего мне хотелось повернуться к ним лицом и мельком взглянуть на порносцену.
Но я была обречена слышать шлепки эластичного материала по коже, треск раздираемых «молний», охи и ахи. Я нюхала запахи возбужденных молодых тел, перешибающие парфюм и густеющие над креслом, в котором они возились.
Почему-то вспомнилось, как я на слух определяла, что происходит в подъезде, когда на меня напали Леня и Саня.
Лейтенант Юрьев попал в незавидную передрягу. Поверил с моих слов в невинность Линевой, в ее крайнюю скованность рядом с мужчиной и принялся доказывать пылкость своих чувств разными вольностями. Думал вывести неприступную красотку из себя, заставить уворачиваться и болтать, болтать, болтать без умолку, чтобы отвлечь горячего ухажера от приставаний. Но она оказалась страстной умелой женщиной и предлагала менту при исполнении сложные и заманчивые услуги.
Я не знала, как спасти Борю. То, что мне предстоит погибнуть от его побоев, сомнений не вызывало. Но перед смертью я была не прочь попытаться искупить свою вину. Почему вину? Я же не сознательно ввела его в заблуждение относительно Вариного темперамента. Так он мне и поверил! Встать и походкой сомнамбулы проследовать в туалет? Захохотать? Или долежать этаким замшелым бревном с ушами до любого финала?
– Ты врал про безумную страсть, Костя? Зачем? – всхлипнула утомившаяся нас ильница Варвара.
Костя? А, Борис так представился.
– Нет, кошечка. То, на что ты опираешься, соврать не даст. Но меня нервирует посторонняя девица.
О, если опора тверда, мне лучше освободить помещение. Измываемся над мужиком на пару с Варькой. Как бы не подумал, что сговорились. Была не была.
Я застонала, сползла с дивана, махнула чью-то полную рюмку «Арарата», показала на Юрьева пальцем и дебильно хихикнула: «Человек привиделся». После чего скрылась в кухне, уронила табурет и распласталась на полу. Варвара мигом закрыла кухонную дверь на шпингалет и бросилась к Борису. Я скрестила пальцы на удачу – только бы у него усы не отклеились.
Надо отдать Линевой должное. На рассвете она, как бурлак-одиночка, отволокла меня в уют и тепло под одеяло.
Я кивнула на объедки:
– У тебя были гости?
– Окстись, Поля, с тобой коньяку надрались. Ты упала возле мойки и задрыхла.
– Ни фига себе. Очередной провал памяти. Нет, после таблеток пить нельзя.
– Перестань ты, оторвалась и радуйся, – сказала довольная румяная Варвара.
Такой она и примостилась в моей памяти – тоненькой, задорной, счастливой. Наверное, Борис Юрьев тоже воспринимал девушку отдельно от помойки, в которой она барахталась. Хотя бы ночью, когда обнимал и целовал в интересах расследования.
Это было то еще зрелище. Смущенно косящий в мою сторону полковник Измайлов, до крови изгрызший шершавые непослушные губы Сергей Балков и нахохлившийся секс-символ убойного отдела Борис Юрьев, устроившись на стульях вокруг составленных буквой Т столов, одинаково ссутулились задолго до моего прихода. Сергей усилием воли сдерживал истерику, но она вырывалась из него чуть визгливым хохотом, стоило ему приоткрыть рот.
Вышеупомянутый рот, по заверениям дантиста, был санирован. Балков четырежды (четырежды!) в год посещал зубного врача. Жуткая профессия: люди корчат из себя садистов, а на самом деле наши судороги и раболепные просьбы обойтись без применения бормашины вызывают у них лишь раздражение. Не хотела бы я так зарабатывать деньги.