Лунный свет разгорается все ярче. Третьи петухи пропели — скоро начнет светать, а Байюрек так и не сомкнул глаз. Вставать надо пораньше и закончить опись скота у жителей села. Ноокай, старуха из урочища Кургак-Сала, утаивает корову, да и имя свое отказывается назвать учетчику, хотя все его знают. Видно, Байюреку самому придется туда ехать проводить с ней агитационную работу. Сейчас количество скота у каждой семьи одинаковое: при организации колхоза каждой семье оставили по корове. Есть семьи, которые не сдают налог по молоку: объясняют тем, что корова не отелилась, а из аймака требуют, чтобы молоко сдавали все, и сейчас же. Если подумать, вот эта орава кепешовская, что она будет сдавать вместо молока, если у ней корова не доится? Хоть и доилась бы та, единственная, если орава сделает и по глотку — не хватит молока. «Нет, нет, все же надо сказать тому Кепешу, чтобы он хоть одолжил у кого-нибудь молоко, но сдавал. Долг есть долг… А теперь надо постараться уснуть… уснуть… спать…»
Он старается заснуть быстрее, чтобы завтра сохранить бодрость. Один только способ есть у Байюрека для этого: мечтать. Размечтается с закрытыми глазами, спокойно станет на душе, и незаметно заснет. Так и сейчас: закрытыми глазами видит чудную картину. Перед ним большое село, раскинувшееся чуть не по всей долине. Прямые улицы, просторные дома. Посреди села колхозная контора — высокая, с красным флагом на крыше, рядом с ней клуб, школа, почта, магазин. По дороге вверх-вниз снуют машины и так называемые трактора… Рассказывали ему о них… Но эту картину он уже видел вчера… На чем же он остановился вчера вечером?.. Ах, да… на том, как будут жить чабаны на дальних стойбищах! Так как же? Первое — это просторные загоны, вместительные кошары и обязательно тепляки. Построить их можно легко — лесу много. А если будут машины и тракторы, можно будет быстро привезти нужный для построек лес. На каждом стойбище у животноводов — изба пятистенная. Сено и дрова им будут подвозить, а они только скот пасут, да и то не всю неделю — у каждого по одному выходному дню… Скот дохнуть не будет — ветеринары его будут лечить. Один укол и — на ноги встала корова. Это скоро произойдет — ветеринары уже появились в аймаке.
Байюрек не замечает, как погружается в сон, И снится ему, что в той конюшне, которая строится, выросли сказочные крылатые аргамаки. Через три-четыре года их стало уже пять тысяч. И вот на эти пять тысяч крылатых аргамаков сели пять тысяч бесстрашных батыров-коммунистов и комсомольцев. Помчались они быстрее пули — впереди Байюрек с красным знаменем, нет для них преград на земле — ни горы, ни тайга, ни реки, ни моря или океаны не остановят их…
Йугуш
Э-эй, народ, что за безобразие! Завтра на работу чуть свет, а вы расшумелись! — крикнул Йугуш, выйдя из юрты. Закурил, закашлялся, тревожные мысли полезли в голову: «Ну, Кепеш, не подведешь? Началось дело… С богом! Только надо было раньше. Не мешал бы уже Байюрек. Прозевал я весну. Пахота, сев, овечки котятся. Все заняты, все устали, падают от усталости, им не до других. Никто бы не заметил, куда исчез Байюрек… Что за человек? Осенью привязал к его избе стригунка — не взял. Видно, мало показалось. Дурак. Взял бы — был бы сыт. Теперь конец. Два дня от силы, и я его вверх тормашками брошу — будет лежать на лопатках… В капкан попадется — начнет чернить меня… Да разве люди поверят вору, если он племенного жеребца зарезал. Не поверят. Да что это я волнуюсь?.. Прокурор не даст ему и рта открыть. И жалобу зря напишет, хода ей не дадут в аймаке… До области дойдет? Ничего — не страшно. У прокурора и там есть друзья, один даже в газете. Если спросят: „Как это председатель сельсовета мог дойти до такого?“, один ответ: „Контра, вор, а не председатель“. Э, волков бояться — в лес не ходить… Конечно, можно было бы с ним и по-другому расправиться… р-раз — и все… Только тут палка о двух концах. Чего доброго — героем прослывет. Станут говорить: настоящий коммунист, отдал жизнь за народное дело!..»
Успокоил немного себя Йугуш, бросил папиросу, вернулся в юрту. Разделся, лег, но тревожные мысли не давали уснуть. «С ружьем и с ножом теперь не время — Советы сильны, надо их подтачивать, грызть помаленьку. Пускай народу как можно хуже будет, пусть голодает, терпит лишения, тогда и угаснут его надежды на Советы, на колхозы. А если подумать, что мне сделала плохого Советская власть? Наоборот, — хорошо. Поставила у власти. Разве был я раньше так богат? В лучшие времена имел всего три-четыре косяка. А сейчас весь колхоз мой. Что же тогда в Советах плохого? Нет, нет, те Советы дали мне все это, потому что слепы, ошиблись. А как узнают, тут же расправятся. Советы хороши, когда для них ты хорош, а чуть не по ним, сомнут тут же. А что тебе надо, Йугуш? Мне Алтай нужен. „Алтай — для алтайцев!“ — вот мой лозунг. Нужна власть законного зайсана… А Советы — русская власть, пока живы Советы, будут русские. А за что же тогда хочешь свернуть черноволосую, такую же, как и у тебя, башку Байюрека? А что делать? Если не я его, то он меня… Но плохо он знает Йугуша! Меня голыми руками не взять. Если что, то уйду, съев половину его Советов. Половину села за собой уведу в яму. Эх, как бы еще разделаться с Суреном! С Байюреком заодно, собака. Его стоит порешить просто — застрелить, и все. А то настоящим коммунистом стал. Как бы его скоро не поставили председателем АИКа. Тогда будет трудно. А он знает одно дело…»