Правда, теперь в процесс внесены изменения. Ранее это все, как бы не существуя, бытовало на государственном уровне. Ясное дело, многие тысячи несчастных прогибались на частных предприятиях, ну так, куда ж деваться, раз средства производства в частных руках. Однако хотя бы сам захват — так сказать, приватизацию живой рабочей силы — капиталисты вроде бы не производили. Получали от Империи и кланялись в ноги за подачку. Ныне другая песня.
Вся периферия погрязла в варварстве, так что самые эффективные собственники наладили добычу рабов самостоятельно. Да отрасль и сама по себе развилась. Ведь общее количество ценностей, после концентрированных ударов Большими Дубинками, несколько убавилось. А вот людишки, сколько их ни колбасило вместе с городами и деревнями, все не переводились. Видимо, их и на самом деле было на Большой Суше чрезмерно. Так что из всего довоенного добра сохранились только люди. Ныне все эти бесхозные производственные силы следовало утилизировать. И задача, между прочим, упростилась: Империя сгинула, и кто враг, а кто — пока в сторонке, уже не разобрать. Стало быть, можно хватать всех, кто попадется. Своих, чужих — какая, к свиньям, разница?
Ныне мы наблюдали частный случай данного предпринимательства.
Сам торговец живым товаром не был вооружен. По крайней мере, чего-то скорострельного или длинноствольного у него при себе не имелось. Да ему и не надо. Поблизости отирались две невысокие, хмурые личности с автоматами «резак», еще первого, увесистого поколения. По меркам местной, тронутой тленом жизни данные господа, возможно, считались вышибалами. Наш эскорт отборных спецназовцев, конечно, затыкал их за пояс, но автомат есть автомат: и дистрофика, и здоровяка он дырявит одинаково запросто. Да и наверняка за какими-то из ближайших развалин наличествовала еще одна линия прикрытия. Работорговля — бизнес жуткий. Те, кто им занимается, не ставят человеческую жизнь ни в грош, но себя самих оберегают серьезно. Да и вообще я все же не верил россказням Дьюка Ирнаца, что в этом месте нет хотя бы подобия власти. Какой-то криминальный клан здесь так или иначе главенствовал, иначе быть попросту не могло. Заявление нашего проводника явно не совмещалось с его же словами, что именно тут обосновался один из самых больших торговых узлов всей юго-западной оконечности новой пустыни. Как же подобный куш мог остаться без хозяина? Вообще-то мне такое было до лампочки. Раз я совершенно ничего не мог изменить в сложившейся ситуации, даже на локальном уровне, то зачем рассуждать о чем-то подобном?
Товар находился тут же. Прямо на голой земле сидели, скучившись и сгорбившись, люди. Вот эти были одеты в совершенные лоскуты — видимо, все ценное из одежды у них отобрали еще в период «приватизации». В условиях исчезновения текстильных фабрик и портняжных мастерских одежда возросла в ценности многократно. Теперь она стала прибыльным промыслом сама по себе, то есть и без тех, кто ее когда-то носил. Вообще-то, очагов скученности товара было несколько. Значит, тут все же процветала не монополия, а добротное частное предпринимательство с конкуренцией. Возможно, даже честной. По-своему. Это подтвердилось хотя бы тем, что как только наша команда нацелилась на ближайшую коммерческую точку, главный торгаш тут же каркнул что-то своим поденщикам, а те, в свою очередь, набросились на отрешенно сидящих на земле. Некоторые на крики не среагировали; таких подстегнули — кого прикладом, а кого и явно конкретно для этого изготовленной и изобретенной короткой пикой. В общем, к моменту нашего подхода весь «товар» уже был на ногах.
— Чего желают господа? — обратился к нам работорговец с сияющим от счастья лицом. Поскольку наши главные несколько замешкались с ответом, хозяин стал тараторить без умолку. — Господа, есть все, что вы пожелаете. Цены умеренные, товар свежий, причем с разных мест. В основном даже не перекупка — сами добывали, вот этими руками.
Торговец продемонстрировал нам достаточно грязные, большие руки. На правой не хватало двух пальцев. Все-таки бизнес у него достаточно опасный, даром ничего не дается. Сам торговец улыбался шире, чем Сфера Мира. Артистизм был у него выше всяких похвал, или, может, это была такая развеселая от природы натура. Совершенно не хотелось знать, как это его веселье проявляется в бизнесе. Что интересно, заговорил торговец с нами на старом общеимперском языке, причем — с явной примесью северного диалекта. Поскольку на данный рынок заглядывали наверняка не только бывшие подданные Империи и почти наверняка как раз с северной оконечности довольно редко, то было неясно, как он угадал, кто мы есть?