- Ты говоришь о себе?
- Возможно, - Ролана снова улыбается.
Гиливан молчит, долго хмурится, меряя широкими шагами комнату. Он хочет что-то сказать, но слов так много, что они тишиной застревают в горле.
- Я думаю, это был Мижан - тот, кто заразил меня, - говорит Ролана.
- Хочешь найти его и убить? - оживляется Гиливан.
- Просто найти.
- Я мог бы сделать все остальное сам.
- Нет.
- Но...
- Я сказала, нет! - Ролана повышает голос, заставляет себя проявить эмоции, которых в ней уже почти нет. Они мертвы. Весь мир почти мертв. Ее маленький, глупый мир.
- Мне нужно какое-то время, чтобы найти Мижана, - говорит Гиливан.
- Я буду в баре «Ночь ритуалов», - Ролана просит у него денег, чтобы снять комнату. - И поторопись с поисками. У меня не так много времени, - она снова заставляет себя улыбнуться, выходит на улицу.
Солнце теплое и слепящее. Люди бегут по тротуарам. Люди живут, существуют. Но Ролана знает, что она почти мертва и этот солнечный день со всей его суетой уже не для нее. Немота подчиняет, завораживает. Немота прогоняет страхи и тревоги. Нет даже ностальгии. Ролана видит бар «Ночь ритуалов», и ничего не чувствует. Воспоминания, танцы - все в прошлом: забытом, далеком.
- У нас давно никто не снимает комнат, - говорит официантка.
- Мне подойдет любая, - Ролана снова заставляет себя улыбаться, выкладывает деньги Гиливана на стойку. - Любая комната, любая пища и любое вино, - она смотрит официантке в глаза, пока та не сдается.
На втором этаже тихо и пахнет сыростью. В номере давно не убирались. В углах паутина. Окна грязные. Официантка дала Ролане чистое постельное белье, но матрац на кровати пахнет плесенью.
- У вас что-то случилось? - спрашивает официантка перед тем как уйти, говорит, что помнит, как Ролана танцевала здесь недавно. - Словно все стало, как раньше.
- Ты помнишь, каким этот бар был прежде?
- Немного.
- Это хорошо, - Ролана ложится на кровать и закрывает глаза.
Она хочет заснуть, но снов нет. Лишь немота да холодная, пропахшая плесенью пустота, похожая на желе, в которое Ролана медленно погружается, становится с ним одним целым. Ей начинает казаться, что можно услышать, как эта пустота хлюпает. Все громче и громче... Вернее, не хлюпает, а ходит по комнате, шуршит одеждой. Ролана просыпается. За окнами поздний вечер. Комната наполнена полумраком и безликими силуэтами. Ролана узнает сначала официантку, затем брата, мать, родственников.
- Что это значит? - спрашивает Ролана, обращаясь к официантке в дверях.
- Они переживают, - говорит официантка.
- Нам стыдно за тебя, - говорит мать. - Ты позоришь нас. Позоришь истинных ноаквэ. Сначала позорила своими танцами, теперь позоришь тем, что живешь с женщиной.
- Немного поздно для советов, - говорит Ролана, поднимаясь с кровати. - Тебе так не кажется?
- Никаких больше советов, - в руках матери появляется кнут.
- Ну уж нет! - Ролана пытается сопротивляться, но брат и родственники хватают ее за руки, срывают одежду и заставляют встать на колени. Кнут матери опускается на спину. Ролана вскрикивает.
- Одумайся, - говорит мать. - Одумайся, и не заставляй меня снова причинять тебе вред.
Кнут снова и снова опускается на обнаженную спину. Кожа лопает, струится кровь, но боль отступает. Ролана перестает считать удары. Темнота застилает сознание. Когда брат отпускает ее, она падает на пол. Мать что-то говорит, но Ролана не слышит ее. Она лежит, поджав к груди колени, и дрожит. Где-то далеко хлопает закрывшаяся дверь. Ночная свежесть заползает в окно, прикасается к горящей огнем спине. Сознание медленно возвращается, принося тошнотворное чувство унижения. Тело начинает бить озноб. Ролана заставляет себя подняться, перебирается на кровать и, укрывшись одеялом, пытается заснуть.
Глава восьмая
Ролана любила утро. Раньше любила. В другой жизни. Любила просыпаться и чувствовать, как на глазах все еще висят обрывки сна. И никаких воспоминаний о вчерашнем дне. Словно жизнь начинается с нуля и можно притвориться, что ничего не случилось. Проснуться и идти дальше. Но как притвориться, когда спина горит огнем, сознание сковывает немота, а глаза теряют свой цвет, становясь белыми и ссохшимися? В этом случае идти дальше не получится. Но можно карабкаться: настырно, упрямо. Вот Ролана и карабкается. Утром, с трудом поднявшись с кровати. Она спала на спине и простыни прилипли к свежим ранам, которые открылись и снова начали кровоточить. В комнате летают мухи, ползают по окровавленным простыням, по спине. В номере жарко. Душ не работает. Ничего не работает. Официантка по имени Одава, которая привела минувшей ночью в номер Роланы ее родных, приносит утром завтрак и графин с водой, помогает смыть кровь, привести себя в порядок.