– Может быть, все-таки поделитесь своим знанием?
– Грисуолд, – улыбнулся доктор Эшвин, – совершенно справедливо заметил, что вы меня испортили, мистер Лэм. У меня развился необыкновенный вкус к театру и театральным эффектам, и потому до вечера в среду уста мои – на замке.
Мартин выругался про себя и утешился еще одним глотком виски.
– Вы, конечно, возьмете на себя труд пригласить мистера Росса и мистера Брюса. С Грисуолдом я сам переговорю. Теперь что касается вторника…
Мартин записал под диктовку Эшвина все, что ему предстоит сделать, и сунул лист бумаги в карман.
– Боюсь, мне пора, – сказал он, поднимаясь. – Мне еще с Гуцковым предстоит сегодня покончить.
– Право, мистер Лэм, ваши робость и разочарованость так забавны. Эти ваши «извините меня», да и само имя[81] – оно провоцирует на всякие дурацкие каламбуры. Право, с нашей, детективов, стороны просто жестоко обращаться со своими Ватсонами таким вот образом.
– Да ладно, подожду, – буркнул Мартин с нарочито равнодушным видом.
– И все же позвольте мне хоть чуть-чуть приоткрыть завесу тайны и обратить ваше внимание на следующие моменты. Эшвин принялся загибать пальцы:
1. Религиозная вера отца.
2. Избыточное алиби (на самом деле это даже не один, а два момента);
3. Удачная заминка на крыльце.
4. Скомпрометированная версия.
5. Смена орудия.
6. Монолог в Севилье.
7. Око за око, зуб за зуб.
и главное, —
8. Семеро с Голгофы.
– Как видите, – заключил доктор Эшвин, – я не зря читал Стюарта Палмера и Эрла Стэнли Гарднера, не говоря уж о Джоне Диксоне Карре[82], которого я никогда не устану нахваливать.
– Спасибо за подсказку, – раздраженно бросил Мартин и вышел из комнаты[83].
Путешествие на пароме в Сан-Франциско оказалось, как всегда, приятным отдохновением от трудов праведных. Чтобы скоротать время, Мартин купил свежий номер «Вэрайети», но журнал так и пролежал нетронутым все время, что Мартин, устроившись спереди на верхней палубе, любовался видами моря и постепенно вырастающим из дымки городским пейзажем Сан-Франциско. Утро было одновременно и прохладным, и теплым: яркое солнце и резкий бриз, продувающий весь залив.
Осаждаемый неизбежной толпой таксистов и мальчишек – разносчиков газет, Мартин вышел из терминала, неторопливо двинулся вверх по Мишн-стрит и, дойдя до магазина, надпись на котором гласила: «А. Голдфарб, театральный реквизит», остановился.
Стоявший за длинным застекленным прилавком, на котором было выставлено все, от париков до кинжалов с утопающим лезвием, молодой продавец еврейской наружности одарил его сияющей улыбкой.
– Да, сэр? Чем могу быть полезен?
– У вас есть звуковая аппаратура – фонографы, позволяющие производить за сценой шумовые эффекты?
– Да, сэр. Что вас интересует?
– Запись стука клавиш на пишущих машинках. Есть?
– Да, сэр. Есть отличная запись. Прошу вас, сэр, сюда…
Он провел Мартина в комнатку, где стоял электрический фонограф, исчез на минуту и появился с искомой записью.
– Извольте, сэр. Записано в естественной обстановке, в учреждении. Работают сразу тридцать машинисток.
У Мартина вытянулось лицо.
– А так, чтобы только одна машинка стучала, – нет?
– Увы, сэр. Спроса нет. Если нужна только одна машинка, то проще и дешевле не записывать, а печатать вживую. Насколько я понимаю, вам нужен реквизит для любительского спектакля?
– Да.
– В таком случае, вот вам мой совет, сэр: пусть кто-нибудь из ваших рабочих сцены просто сядет за машинку. Если бы профессиональный спрос был побольше, можно выставить и настоящий инструмент, но для этого понадобится еще один работник – член профсоюза; а вам, любителям, об этом можно не беспокоиться.
И, провожая Мартина к выходу, продавец пустился в рассуждения о трудностях с выполнением профсоюзных правил на театре.
– Попробуйте зайти к «Золотому»! – посоветовал он, вспомнив. – Это в двух кварталах отсюда. Там все есть.
Не питая особых иллюзий, Мартин обратился с той же просьбой к седовласому, преклонных лет мужчине – продавцу в «Золотом». Реакция последнего его удивила: старик широко улыбнулся; казалось, что-то его сильно обрадовало.
– Ну вот, – закудахтал он, – говорил же я этому шлемазлу! Сколько раз говорил! Он не верит, а кто прав? Я. Так ему и надо. – Не переставая бормотать что-то под нос, старик проводил Мартина в комнатку – почти точную копию той, где он только что был у Голдфарба.
83
Полагаю, этот краткий перечень – наилучший повод бросить, в стиле неподражаемого Эллери Куинна, вызов читателю. Вообще-то все наиболее существенные факты уже были изложены, когда, во время ужина, Мартин бросил вызов мне, предложив угадать вывод, к которому пришел Эшвин; и все же, лишь когда набив рот французскими тостами, я ознакомился с этими восемью тезисами, мне вдруг открылась тайная связь между гибелью доктора Хьюго Шеделя и Пола Леннокса. Вот почему именно здесь я бросаю вызов своим читателям (да-да, во множественном числе, что свидетельствует о моем к ним доверии) и призываю их сравнить свои выводы с бесспорностью логических построений доктора Джона Эшвина. –