– Мне их дала Изабелла, – объяснил Лариби. – Как и авторучку.
Он чиркнул спичкой и поднес небольшой язычок пламени ближе к бумаге. При тусклом мерцающем свете стали видны синие прожилки вен на его красном лице. Я слышал учащенное хрипловатое дыхание, когда склонился вперед, чтобы прочитать написанное неровным почерком завещание.
Одна из последних строк особенно привлекла мое внимание:
…Все мое имущество: финансовое, движимое и недвижимое – завещаю своей супруге Изабелле Лариби (в девичестве Изабелле Браш). В случае же, если моя кончина наступит раньше официального заключения брака, – Изабелле Браш…
Было что-то глубоко трогательное в этих неуклюжих формулировках. Но в них читалось и недоброе предзнаменование. Первая спичка быстро догорела, и он зажег другую. Лариби подал мне затем авторучку мисс Браш и произнес почти торжественно, тоном триумфатора:
– Соблаговолите поставить свою подпись вот здесь, мистер Дулут.
Я изобразил свою закорючку, и спичка опять погасла. Когда тьма снова сгустилась вокруг нас, я вспомнил самое элементарное правило при составлении завещаний.
– Вам понадобится еще один свидетель, – сказал я. – Завещания всегда заверяют по меньшей мере двое, ведь так?
Но в своем перевозбужденном состоянии Лариби, как оказалось, начисто забыл об этом. Он уже радостно держал подписанную бумагу перед собой, собираясь снова убрать в карман. Но теперь она замерла в воздухе. Его голос почти сорвался, когда он спросил:
– А ведь верно, Дулут. Как же нам быть?
В его голосе прозвучало такое огорчение, столь неприкрытое разочарование, что мне стало жаль старика.
– Мы все устроим, – утешил я его. – Завтра я найду второго свидетеля. Геддес – отличный малый. Он нам поможет, я в этом уверен.
– За-а-автра? Но я не могу ждать до утра. Нужно действовать быстро, разве вы не понимаете? Быстро и в глубокой тайне. – Лариби нащупал в темноте мою руку и умоляюще сжал ее. – Позовите Геддеса сейчас же, Дулут. Пожалуйста, пусть он поставит подпись незамедлительно.
Мне не слишком по душе пришлась идея будить одного из пациентов посреди ночи, но, раз уж я дал себя вовлечь так далеко в это дело, лучше было как можно скорее с ним покончить. Лариби в волнении следил за мной, когда я встал и направился к двери.
Стоило мне выглянуть в коридор и посмотреть в дальний его конец, как я сразу же увидел Уоррена. В алькове теперь горел свет, и ночной дежурный боком сидел в кресле, которое прежде занимала его сестра. Он локтем уперся в стол рядом с телефоном, поддерживая ладонью голову.
Проскочить незамеченным через коридор к расположенной совсем близко комнате Геддеса не составило труда. Гораздо сложнее было разбудить его. Мне пришлось грубовато потрясти его за плечо, прежде чем я добился хоть какой-то реакции. Когда же он окончательно проснулся, то чуть слышно вскрикнул от страха и окаменел, опершись на подушку, как совсем недавно сделал я сам, услышав шаги Лариби.
Я знал, что нарколепсия Геддеса была чревата ночными кошмарами и постоянной боязнью темноты, а потому чувствовал себя последним негодяем.
– Все в порядке. Не пугайтесь. Это я – Дулут, – поспешил я успокоить его.
Объяснил ему ситуацию, но он, по-моему, не слишком хорошо понял меня, в чем не было его вины. Даже мне самому мои слова представлялись каким-то совершеннейшим бредом.
– Но Лариби пребывает в чрезвычайно взвинченном состоянии, – заключил я свой рассказ. – И мне показалось необходимым оказать ему поддержку, в которой он крайне нуждается именно сейчас.
После краткой паузы Геддес продемонстрировал типично английское восприятие странных предложений и необычных просьб.
– Буду только рад помочь. Да, буду только рад. Несомненно.
Он выбрался из постели, и мы вместе на цыпочках вернулись в мою палату. Лариби ждал, сгорая от нетерпения. Как только мы появились, он устремился к нам, размахивая бумагой.
– Вам нужно только поставить свою подпись вот здесь, Геддес. Подпишитесь как свидетель под моим последним волеизъявлением, пожалуйста.
Дрожащими пальцами он запалил еще спичку и отдал Геддесу авторучку. Англичанин во весь рот зевнул, приложил документ к стенке и нацарапал внизу свою фамилию.
– А теперь еще раз вы, Дулут, – воскликнул старик. – Я только что вспомнил, что оба свидетеля должны расписаться в присутствии друг друга.
Я повторил процедуру при Геддесе, который если и был свидетелем, то очень сонным и едва ли соображавшим, что делает. Он почти сразу пробормотал:
– А теперь, если нет возражений, Дулут, я бы вернулся ко сну. У меня в голове все путается.