-- Надвигается другая проблема -- голод, если надолго здесь задержимся, -- произнося это, Контагин как-то недовольно поерзал на одном месте и добавил тише: -- Меня уже зовут духи дерьмосферы...
-- Чего бормочешь?
-- В туалет, говорю, захотелось! И другого места, как под лестницей на первом этаже, я не вижу. В жизнь никогда этой гадостью не занимался...
Для возражений ни у кого не нашлось аргументов. День внутри здания ничем не отличался от ночи, вечера или утра. Милостью забывчивого архитектора на лестничных площадках окна напрочь отсутствовали, и весь свет в этом мире обеспечивали полудохлые сорокаваттные лампочки -- они отрабатывали как роль утренней зари, так и вечернего заката. Небогатые до неприличия краски действительности, ее скудный интерьер, сухой коллаж и полное отсутствие каких-либо перемен создавали иллюзию вечного порядка. Ничего не меняется -- значит, ничего не меняется в том числе и в худшую сторону. В столь простой сентенции находилась крупица оптимизма, однако.
Косинов подошел к квартире N10 и изумленно вскинул брови, потом приложился ухом к двери.
-- Не может быть... там до сих пор гулянка? Песни орут, голосят, смеются...
-- Косинус, долби в дверь что есть силы!
Упрашивать не пришлось, глухие удары посыпались один за другим -- даже паучок затрясся вместе со своей драгоценной паутиной.
-- Кричи, что мы из полиции, -- посоветовал Квашников.
-- Откройте, полиция!
-- Скажи, что сломаем дверь.
-- Сейчас дверь вынесем! Направленным взрывом!
Бесполезно. "Гулянка", как ни в чем не бывало, шла своим чередом: уже знакомый слуху баритон произнес совершенно неразборчивый тост, после которого вновь запели язвительной стройностью нескольких голосов.
-- Смертные, тут только три варианта, -- констатировал факт Зомби: -- либо нас демонстративно не замечают, либо это и впрямь общество глухих, либо их НЕТУ...
-- Что значит -- НЕТУ? Кого нету?
-- Тех, кто обитает за пределами железной двери.
Квашников в который уж раз сжал пухлые кулаки, посылая немую угрозу сам не ведая кому. Его глаза, постоянно спокойные и как минимум уверенные в своем взгляде, переживали неведомую ранее растерянность. На лбу поселилась вечная испарина.
-- Когда отсюда выберусь, вернусь с мужиками и разнесу это гнездо в прах!
-- Ты для начала выберись... -- Косинов только сейчас оторвал ухо от прохладного металла. -- И вообще, парни, происходящее мне все больше и больше напоминает специально подстроенную ловушку. Крутится шальная мысль "уж не Вундер ли тут замешан?" Может, это своеобразный "сюрприз" на наш выпускной?
-- Да ну... уже давно бы открыли и стояли всем классом с букетами цветов. Косинус, будь реалистом, наши жалкие души не стоят таких дорогостоящих розыгрышей. Бред твоя гипотеза.
На четырех доступных этажах электрические звонки были обнаружены только в двух квартирах -- N5 (звук похожий на ужасную дрель) и N11 (щебетанье механической птицы). Остальные двери, в прямом смысле железно преграждающие вход, оставалось только долбить (рукой, ногой, спиной, бестолковой головой -- нужное подчеркнуть). Но ни усиленные звонки, ни другие попытки куда-либо проникнуть не приводили к успеху. Четвертая квартира, пожалуй, единственное исключение. Несомненно, все двери делались оптом под один заказ, и единственное, чем они отличались друг от друга, это меняющиеся на них цифры -- от 1 до 12. Любопытное замечание, но в мире чисел тоже присутствовала собственная иерархия: двойка превозносилась над единицей, тройка уже снисходительно смотрела на двойку, ну а пятерка, к примеру, почитала ту и другую просто бродягами в цифровой вселенной. Девятка мнила себя чуть ли не королевой, она даже писалась этак винтажно-вычурно. И все они вместе взятые считали ноль полным Нулем, ничтожеством из ничтожеств.
-- Так, ломаем дверь подъезда! Как угодно! Чем угодно! -- резко заявил Квашников. -- Группа поддержки у нас небольшая, один несчастный калека, но делать нечего -- идем за помощью к нему.
Снова постучались в квартиру N4.
-- Анатолий Ефимович! Это мы, откройте на пару минут... пожалуйста.
Еле различимое слухом "сейчас-сейчас..." донеслось чуть ли не из-за горизонта. Потом был приближающийся стук костылей и нежный щелчок замка. Их новый знакомый то ли не ложился спать, то ли вообще никогда не спал -- стоял в том же одеянии и, казалось, в той же позе. Обожженная половина лица не стеснялась и не пряталась куда-то в тень.
-- Ну привет, ребята, все еще не на свободе? Вы так долго ждать будете, мой сын не скоро заявится... А знаете что -- ломайте к чертям собачьим эту дверь! Кому надо -- починят. Я бы даже вам помог, да сами видите... -- он бросил взгляд на подвязанную в узел штанину. -- Мной только кресты на кладбище подпирать, чтобы не косились от времени. Хе-хе. Юмор у меня такой.
-- Отец, хоть что-нибудь твердое и железное -- монтировка, лом, гвоздодер... имеются?
-- Э-э-э-э-э-эх, ребята... -- Анатолий Ефимович до нелепости долго тянул звук "э": или собирался мыслями, или просто знал, что ответ отрицательный. -- Когда сын привез меня сюда, в квартире не было ничего, кроме того транзистора, что вы видели, дивана и книжной полки с бегающими тараканами. Даже табуретки самим пришлось доставать, а ложки с вилками собирали по всяким помойкам... не люблю вспоминать то время. Максимум что имеется, так вон... консервный нож. И тот гнутый, вот-вот сломается.
Квашников беззвучно поматерился и даже зажмурил для этого действа глаза. Но хозяин квартиры как-то заметно переменился во взгляде: тот глаз, что находился на обожженной стороне лица словно стал чуть более живым. А мягкий голос продолжал:
-- Честное слово, у меня ничего нет. Но я знаю где достать гвоздодер.
-- Знаете где достать? -- удивился Косинов. Сама постановка вопроса звучала нелепо: все вокруг давно обшарено ими до последнего угла.
Человек на костылях совершенно не умел скрывать свои чувства: он снова замялся, пытался прятать взор, и это выглядело настолько подчеркнуто, что сомнений не оставалось -- калека чего-то не договаривает. Сам Анатолий Ефимович быстро понял, что пора объясниться: