Выбрать главу

   -- Анатолий Ефимович, это мы! Откройте на минуту! -- почти умоляющим голосом произнес Косинов.

   ###___шестой_осколок_мозаики___###

   Инвалид выглядел заспанным, сразу вызывая состояние некой вины за бесцеремонное вторжение. Тут стоит заметить, что понятие "дня" и понятие "ночи" внутри здания давно размыли грань между собой и перемешались в своего рода вечное электрическое утро, причем -- довольно условное. По наглухо закрытым ставням да чуть живому свету дешевых лампочек сложно было сообразить не то что точное время суток, а даже какое сейчас идет столетие. Можно, впрочем, ориентироваться по часам в сотовых телефонах, но местные жители уж точно распорядок дня планируют не по ним. Хозяин четвертой квартиры снова стоял в дверном проеме и снова своим видом ворошил в душе муторные, гнетущие и противоречивые ощущения. Его костыли, казалось, давно срослись с искалеченным телом. Обожженная половина лица выглядела как половина страшной маски, провоцируя обманчивое чувство, что стоит эту маску просто снять...

   -- Привет, ребята. Давно не виделись.

   Тут и не поймешь: то ли старик иронизировал, то ли пытался тактично намекнуть, что парни уже зачастили к нему со своими проблемами. Косинов собрал блуждающие хаотичным сбродом мысли в упорядочную матрицу, в коей каждой мысли определялось строгое место, перевел дух и как можно вежливей сказал:

   -- Анатолий Ефимович, послушайте нас! Объясните, пожалуйста, если можете -- что здесь вообще происходит? Откуда взялся моряк? Что за бред с морем Лаптевых? Откуда сумасшедший ученый? Из какого цирка сбежал этот клоун? Что они все здесь делают? Они вообще когда-нибудь выходят из дома? Откуда тут вода и электричество?! Растолкуйте нам!! -- Косинов сам не заметил, как с каждой фразой все более и более повышал тон, потом осекся: -- Извините...

   Гаврилов некоторое время раскачивал головой, то кивая ей (якобы "да, да, понятно"), то мотая ей справа налево в привычном для всех жесте отрицания.

   -- Ребята, я уже вам говорил, что мало общаюсь с местными. Да, люди они довольно странные, согласен. Но ведь здесь же одичать можно! Сами должны понимать. Тут еще какая-то девчонка маленькая бегает -- рыжая, с бантами и косичками. Так вот она постоянно талдычит про своих родителей, только вот родителей самих я почему-то ни разу не видел. Непонятно как-то. Странно. Загадочно.

   -- Отец... -- Косинов выдержал паузу, подбирая подходящие слова для довольно щепетильной мысли. -- Как-то неудобно было раньше спрашивать: а где это тебя так... изувечило? Не хочешь -- не отвечай.

   -- Отчего ж, отвечу! -- Показалось, что калека даже приободрился. -- Вторая Гражданская война, будь она проклята! У-у-ух и смутное время было! Не дай бог вам такое пережить! Ногу взрывом...

   -- Подождите, подождите! Вторая Гражданская -- это как понять? Чечня?

   Гаврилов изумленно похлопал ресницами, как будто разговор вдруг перевели в область высшей математики. Даже на обожженной коже морщины чуточку изменили свое положение.

   -- Что-то я вас тоже, ребята, не понимаю: вы имеете в виду государство Ичкерия? Там сейчас Дудаев еще президентствует. Я говорю про Вторую Гражданскую, она началась сразу после распада Советского Союза... ах да, вас еще на свете не было... так в школе ж должны были учить! Страх Божий было, а не время! Мир распадался! Дальний Восток отделился от России и воевал с Китаем, так называемая "Новая Сибирь" пошла войной на Якутию, Уральский Округ бился с Москвой за власть в стране! Семнадцать миллионов жизней унесло, почти как в Отечественную... Ох, жара стояла! Даже сейчас вспоминаю -- дрожь колотит!

   Косинова разбило на кашель. Используя этот кашель как отвлекающий маневр от собственного недоумения, он еще пытался говорить с Гавриловым как с себе подобным. Слово "шутка" никак не слетало с языка и выглядело бы в данной ситуации вершиной кощунства. Но он нашел другой подход:

   -- Вы, Анатолий Ефимович, наверное, пишите какую-то альтернативную историю. Типа "Времена Ельцина"... как бы развивались события при определенных обстоятельствах... я угадал?

   -- Ельцина? Так его ж убили в январе 92-го! В принципе, неплохой был мужик, править только не умел. Потом Лебедь пришел -- тоже убили! Эх... нескоро порядок удалось навести.

   Самым удручающим в сложившейся ситуации было, конечно же, не те семнадцать миллионов унесенных жизней, невесть откуда возникших, а совсем другое: Гаврилов выглядел абсолютно серьезным, у него даже слезы на глазах выступили. Такое нередко случается с настоящими ветеранами, когда они вспоминают баталии ушедшей молодости. Квашников и Контагин, стоящие чуть поодаль, только и делали что переглядывались и молчаливо разводили руками. Косинов, не теряя настроенного такта, осторожно продолжал:

   -- Вот если предположить... просто предположить, что Ельцин умер не в 92-ом, а весной 2006-го года от сердечного приступа, Второй Гражданской войны, к счастью для всех, не было. Дудаев же наоборот -- давно погиб, Чечня входит в состав России, а президент у нас Путин. Гипотетичес...

   -- Что вы несете, молодой человек! Что за Путин еще? -- вот и ожидаемая обида в голосе старика. -- Вы же выпускники! Чему вас в школе учили? Двойка пади по истории была? И вообще, ребята, если вы явились просто поболтать... извините, я устал. Хоть с тремя ногами, но устал.

   -- Да-да, и вы нас извините.

   Дверь квартиры N4 еще ни разу не хлопала с таким раздражением. В образовавшемся вакууме звуков тихо-тихо, почти нереально доносился стук удаляющихся костылей. Квашников укоризненно посмотрел в сторону товарища:

   -- Самый здравомыслящий из всех жильцов, говоришь?

   Из далеких закоулков послышалось жужжание еще одной мухи, она как слепая металась от стенки к стенке, словно пораженная царившим вокруг безумием, и искала приключений на свою недолгую мушиную жизнь. Приключения ей были гарантированы на четвертом этаже. Там она наверняка соблазнится прекрасной фатой паутины, присоединится к подруге, а Аристарх Вениаминович назавтра устроит себе настоящий пир. Вся компания уныло посмотрела в сторону вымершего подъезда, хотелось еще раз спуститься и потеребить эту неприступную дверь, но решили не тратить силы и медленно поплелись на самый верх. Две фуфайки, грязная тряпка да рваный половичок составляли весь гарнитур постельного белья, поэтому расстелили их на полу и улеглись -- обессиленные, угнетенные, абсолютно ничего не понимающие. Какое-то время даже не разговаривали -- трудоемкий и мучительный процесс произношения звуков катастрофически утомлял. Опустошенные внутренности уже начинал подтачивать голод.