-- Не исключено, конечно... Только ты попробуй сейчас поговори с ней, она и к порогу не подойдет, хотя... что мы теряем?
И снова перед взором квартира N2 с маленьким глазком в двери. Кстати, любопытное замечание: во всем доме глазок имелся только на этой двери, больше нигде. А вот звонок почему-то отсутствовал. "Вопрос повышенной сложности", -- как сказал бы Иваноид.
-- Маша! Эй, Маша! -- Косинов постучал ровно три раза, почему-то подумав, что именно три раза есть признак вежливости. -- Маша, мы только один вопрос задаваем... задамся... тьфу, зададим. У меня уже язык плетется. Маша, подойди! -- И еще несколько стуков, контрольных.
Наконец послышались шаги, потом возня, потом знакомый детский голос:
-- Что вам надо? Я все равно не открою!
-- Ответь, пожалуйста, у тебя есть ключи от пятого этажа? Там еще цепи и замки такие огромные. Ты ведь пионерка? А пионеры всегда только правду гово...
-- Есть один!
Все трое ощутили волну облегчения, даже жизнь приятней стала.
-- Послушай, Маша, мы сейчас отойдем на безопасное расстояние, а ты просто выбрось этот ключ за дверь! Пожалуйста! Мы отдадим. Честное комсомольское!
Молчание из закрытой квартиры выглядело затяжным, нервным и смешанным с непонятным страхом. Голос девчонки чуть изменил свою интонацию:
-- Не врите, злые дядьки, вы не комсомольцы! А ключ я вам дам при одном условии. Если вы найдете мне три мои игрушки -- утенка Диму, шута Петю и Сквалиолиуса.
За волной облегчения пришла волна страшного разочарования, в душе у каждого заштормило. Квашников всплеснул руками:
-- О нет!! Нет! Ну когда это закончится?! -- в этот возглас он вложил всю ярость голоса, на какую был способен.
Местный дипломат Косинов зло отдышался, но понимал, что переговоры с дикой оппоненткой необходимо продолжать:
-- Скажи, где их хотя бы искать? И что за Сквалиолиус такой?
-- Не знаю... да что вы за дурные дядьки? Если бы я знала, я бы сама их нашла!
Это была последняя реплика, пришедшая из квартиры N2. Косинов еще пытался что-то выяснить, даже грозился, но девчонка опять потеряла всякий интерес к беседе. Ее дух исчез. В общем-то, если очень усердно подумать, имеется в произошедшем и меленькая положительная деталь. Словарный запас выпускников девятой школы пополнился новым словом "Сквалиолиус". Радуйтесь, если сможете! Ха! Уныло-приуныло посмотрели на железную дверь подъезда, об которую разве что оставалось биться в отчаянии головой. Полумертвый электрический свет даже не пытался разгонять это уныние, наоборот -- еще больше нагонял тоски. Но присутствовала в той тоске некоторая манящая интрига. Хотелось уже чисто из человеческого упорства или хотя бы из злости узнать: что за утенок такой Дима, где еще два ключа, и главное -- как все же выбраться из этой чертовой пятиэтажки?
-- Над нами просто издеваются, -- с печалью в голосе констатировал Контагин. -- Даже девчонка и та издевается! Послушайте, а может они все вместе -- банда? А?
Квашников постоянно вытирал пот на лбу: лампочками напекало, что ли? Ему даже было слегка стыдно, что здоровенный детина, склеенный из мускулов, бицепсов, трицепсов, и ничего не в состоянии сделать в простой дурацкой ситуации. Он потеребил еще больше, чем прежде, проросшую щетину и твердо сказал:
-- Так, не раскисать! Все доступные нам комнаты мы полностью обшарили, на лестницах тоже ничего нет. Вывод один: как бы нам этого не хотелось, но снова придется идти на поклон к идиотам-жильцам. И начнем с самого низа.
Прежде чем открылась дверь квартиры N4 ждали минут пять и подумали: "уж не помер ли?" Ветеран "второй гражданской" Гаврилов появился на пороге какой-то... не такой. Взор его выглядел слишком уставшими, он пошатывался на костылях и казалось, будь здесь малейший ветерок... Раздражение на обитателей дома резко сменилось прежней жалостью, во всяком случае -- к инвалиду точно. А если принять во внимание, что все они здесь по-своему больные, то и разговаривать с ними следует -- как доктор с пациентом. Глаз на обожженной стороне лица был почти закрыт, создавая противоречивое ощущение постоянного подмигивания.
-- Анатолий Ефимович, -- Квашников не знал как начать, -- извините нас. Мы должны задать вопрос, который вам покажется даже не странным, а откровенно дурацким. Но поверьте, для нас он очень важен. Вы не знаете, где найти утенка Диму, шута Петю и Сквалиолиуса? Это игрушки той ненормальной девчонки, что живет на первом этаже.
Ответ, увы, был вполне ожидаем:
-- Приболел я, ребята, серьезно приболел. Мне не до шутов и не до детских игрушек. Не знаю я ничего.
Дверь закрывалась очень медленно, и казалось, ее закрывает не человеческая рука, а легкий сквознячок.
-- По-моему, бесполезняк, -- мрачно заявил Контагин. -- Миссия невыполнима. Встряли мы, и надолго.
-- Да заткнись ты, Зомби! Твоего загробного пессимизма еще не хватало! Идем дальше!
Следующей по курсу была квартира N7. И вот тут сильно призадумались: стоит ли спрашивать о таких глупостях старенькую бабушку -- не просто долгожительницу, а дожившую аж до самого конца света. Колебались, сомневались, но тем не менее в дверь постучали и задали тот же вопрос. Черный платок, черная кофта и черная юбка могли означать только одно -- вечный траур. Траур по здравомыслию. Здесь такое в порядке вещей. Валентина Константиновна долго гладила лицо, точно хотела разгладить старческие морщины и помолодеть. На самом же деле она не поняла даже смысла вопроса.
-- Внучеки, вы кого-то потеряли?
-- Ну... -- Квашников включил спинной мозг и принялся выкручиваться из неловкой ситуации: -- Детские игрушки такие, ими играла девочка с первого этажа. Рыжая такая, с бантами.
Валентина Константиновна сложила свои дряхлые руки на его груди и дрожащим голосом произнесла:
-- Внучек! Все, скоро все исчезнет! Мир погиб, и мы погибнем! Сначала первый этаж, потом второй, а там и до меня смерть доберется! -- Она опять была готова пустить слезы.