Минуло полчаса... И, если бы время имело физический вес, то каждая секунда из прошедших тридцати минут наверняка весила бы тонну. Тогда-то и появились на небе эти странные звезды, их было несколько: они показались мелкими искрами, затем стали увеличиваться и светиться ярче, ярче, ярче... Они уверенно шли вниз. А потом горизонт как бы загорелся. Три или четыре гигантские вспышки, одна за одной, превратили хмурое небо в сверкающий ад. Показалось, что на землю упало сразу несколько солнц. А далее пришел этот дикий грохот, раскаты миллионов громов и сияния миллиардов молний. Квашников закрыл глаза, но даже под опущенными веками было светлее, чем днем. Он закричал:
-- Нет!!
Но взорвавшаяся стихия оказалась совершенно немой к его вздорному возгласу. И пришел мощный ветер: он гнул деревья, срывал крыши домов, бил шаткие стекла на окнах. Всю землю начало качать. Твердая поверхность вздымалась и опускалась как море. Планету трясло, точно пробудившись от тысячелетней дремы, она вздумала скинуть с себя всех людей вместе с их грехами.
-- Нет!! -- снова закричал Квашников и побежал в дом.
Внутри дома многие вещи попадали на пол, звон посуды нелепо перемешался с воплями бабы Нюры. Пол ходил ходуном, треснуло несколько оконных стекл. Где-то далеко агонизирующе замычала чья-то корова. Затем страшный вой и грохот заглушили все остальные звуки, сущие в мире. Василий Петрович так и продолжал сидеть на стуле, обхватив неразлучную трость. Он вдруг поднял глаза на внука и произнес совершенно дикую вещь:
-- Не верь, Ванечка, тому, что говорят в телевизоре! Войну развязала Россия. Наши войска вторгнутся в Европу. Мне об этом говорили, много раз говорили...
-- Кто говорил?!
Но Квашников уже не слышал и собственного голоса. Одичалый вой и свист, что неслись по вселенной и пытались перевернуть вверх тормашками целый небосвод, уничтожали своим естеством всякий инородный звук. Небо и земля несколько раз стукнулись между собой, потеряв веками незыблемую точку равновесия. С гравитацией стало твориться нечто непонятное -- возникло ощущение, что вся поверхность земли как бы превратилась в наклонную плоскость. Все предметы тянуло не к центру планеты, а как-то под углом, в сторону. Даже вода в дрожащем графине казалась налитой наискосок. Упала пара стульев и вся оставшаяся посуда. Квашников еще не понимал, что таким странным способом планеты сходят со своих орбит. У тех, кто Верил, не оставалось сомнений -- из мистической бездны вырвались всадники апокалипсиса вместе с демонами тотального разрушения. Спасаясь от одуряющего шума, он заткнул уши и снова крикнул:
-- Нет!!
И, когда перед глазами уже проносилась вся прожитая жизнь, Иваноид вдруг вспомнил, что его дед умер четыре года назад. Да, именно. Вот он лежит в гробу, вот множество венков с траурными ленточками, вот гроб выносят из дома, а рядом стоят мать с отцом -- память довольно отчетливо сохранила эти мрачные картинки.
-- Дед, а ты ведь умер, не помнишь?
Вместо голоса слышался только вой и рев взбесившихся стихий. В доме дрожало абсолютно все: пол, стены, потолки... Василий Петрович так и продолжал сидеть на одном месте, его голова опустилась на скрещенные руки, поддерживаемые шатающейся тростью.
-- Ты давно умер! Дед! Слышишь меня?
В голове у Квашникова начался мучительный процесс субституции сознания -- один логический алгоритм замещался другим, более здравым. Секунду спустя он снова крикнул:
-- Этого ничего нет! Потому что ты -- умер! Понимаешь, дед?
Вселенский гул принялся затихать, стены дома стали вдруг удаляться в разные стороны, а из щелей в полу внезапно прорастали и распускались цветы...
.............................
.............................
-- Да кто умер-то?! Э-э! Пинзаданза, он бредит!
Квашников открыл глаза и вздрогнул: прямо на него смотрели черные-причерные зрачки.
-- Не бойся, это всего лишь я. -- Контагин потормошил его за плечи, дабы чувства окончательно воссоединились с разумом.
Иваноид обнаружил себя лежащим на раздолбанной кровати. Где-то над его головой светила люстра, в которой вместо лампочек торчали искусственные свечи. Бесконечно-далеко, в параллельной вселенной, тикали настенные часы и тем самым убаюкивали встревоженный слух. Позолоченные обои превращали маленькую комнату в альков некого богатого дворца. Апперцепция медленно проясняла голову -- он здесь когда-то был, он все это когда-то видел...
-- Где я? -- на всякий случай спросил Квашников.
-- Во, улетел... в знаменитом на всю округу пятиэтажном доме! -- Зомби почесал за уком и дико улыбнулся.
-- Какое счастье...
Тут уже Контагину пришло время не на шутку встревожиться, он снова потряс товарища за плечи, наблюдая как безвольно болтается в разные стороны его голова:
-- Э! Иваноид! Ты это всерьез? Чего с тобой? Мы вообще-то по уши в дерьме, если выразиться прозой и без мата! Нам ключ надо искать!
-- Зомби, мне только что приснилась атомная война... ты, мертвое чучело, даже не представляешь, какой это кошмар...
Контагин встал и недоумевающее покачал головой -- он-то думал, случилось действительно что серьезное. Потом прошелся по комнате и выкинул акробатический фортель: взял со стола кусок колбасы, положил ее на большой палец и щелчком подкинул вверх. Вращаясь по немыслимым осям, ломтик колбасы долетел почти до потолка, а потом упал прямо в рот исполнителю трюка.
-- Умеешь так?.. Да мне атомная война раз десять снилась. И вот мое резюме: Хрен на нее.
Косинов появился совсем тихо: примерно таким же образом в голливудских фильмах материализуются из воздуха какие-нибудь патрули времени. Его озадаченное лицо постоянно меняло мимику, еще эта челка, которая все время падала со лба и которую постоянно приходилось поправлять, поправлять... Да не легче ли постричься?
-- Что скажешь? -- Квашников озвучил первую приблудившуюся мысль.
-- Есть идея... не гениальная, но во всяком случае, и не последняя в мире идей. Я насчет стихов. И кажется, я расшифровал часть их странного кода... Помните то место, где говорится, что нужно четыре раза повернуть направо, а затем куда-то налево?