-- Вечно Готовый? Кто это?
Иваноид небрежно махнул рукой:
-- Ты, алкоголичка, вообще полжизни пропустил! Молчи и иди следом.
Двинулись дальше. Крайне неприятное липкое ощущение от промасленных штанов приходилось стоически терпеть, равно как физическую усталость, боль в мышцах, приближающиеся голод и жажду. Гвозди с шурупами все также торчали из резиновой почвы и также бессмысленно пытались проткнуть вершинами неудачную иллюзию неба. Они не становились ни выше, ни ниже, ни гуще и ни реже. Железный лес выглядел довольно однородным, и одна его часть практически не отличалась от любой другой. По стальному небу все скользила гайка-солнце, только похоже, ее изначальный накал был уже не столь ярок и приобретал багровый оттенок.
-- Солнце остывает, что ли? -- Зомби думал, что кто-нибудь ответит на его вопрос, но все хмуро шагали вперед. Законы местной астрономии, видать, никого не привлекали. Местная физика также не в фаворе, ну а про логику и говорить не приходится.
Время текло не поймешь куда: то ли традиционно шло вперед, то ли хаотично виляло по сторонам, откатываясь порой даже назад. Секунды, минуты, часы перемешались и спутались между собой в клубок. Не даром в той пустыне все часы показывали его по-разному.
-- И как я мог такое забыть! У меня же сотовый телефон еще остался! -- Косинов залез в карман пиджака и достал продолговатое чудо микроэлектроники, приобретенное им еще по ту сторону Здравомыслия. -- Сейчас Маринке позвоню. Ух, если она роман с кем закрутила...
Он набрал номер и приставил аппарат к уху. Наполовину черный, наполовину просто грязный он выглядел трагикомично, и никак иначе.
-- Ало, Маринка, привет! Ну как, после выпускного отошла?.. (пауза) Да не, все нормально. Моим только скажи, чтоб не волновались... Квашников? Да, мы вместе. Короче, часа через четыре будем дома. (пауза) Ну как где? Пустыню с часами уже прошли. Учителей наших встретишь, привет передавай! Пока! Целую!
У Контагина отвисла челюсть. Иваноид, хоть и догадывался в чем дело, не смог совладать с напряжением лицевых мышц. Только Лединеев криво ухмыльнулся, хотел покрутить у виска, но лень было поднимать руку. Косинов откинул назад челку, нажал что-то на телефоне и вдруг засмеялся:
-- Вы чего, дебилы, повелись что ли?! Тут уже батарейка давно сдохла! И вообще... к чему мне лишняя тяжесть? -- Размашистый рывок руки -- и сотик полетел по долгой параболе в дебри Железного леса. -- Просто хотел вам настроение поднять...
-- Несмешно как-то это все, -- хмуро заметил Лединеев. -- Идемте уж дальше.
И опять долгая-долгая ходьба по капризно виляющей тропинке. Потом с неба что-то начало падать: мелкие крупицы, точно град. Они залетали в волосы, скользили по одежде, то тут то там забарабанили по резиновой почве. А когда пригляделись, увидели множество маленьких болтиков, гаечек, шестеренок (как с разобранных ручных часов).
-- Ничего удивительного, здесь такие вот странные осадки. -- Контагин равнодушно передернул плечами.
-- А если что посерьезней с неба полетит? -- забеспокоился Квашников. -- Бежим!
И беспокойство не оказалось напрасным: "железные хлопья", падающие на голову, становились более увесистыми. Те же гайки да шестеренки, только чуть крупнее. Косинов пару раз выругался и включил свою крейсерскую скорость, в несколько прыжков обогнав всю компанию. С разных сторон раздавался звук металла о метал. "Осадки", естественно, долбили и по самим деревьям, их со временем становилось больше, как при нарастающем шторме. Откуда-то приползли порывы некстати разбуженного ветра.
-- О черт! -- взревел Контагин, когда в лицо ударил шуруп размером с фалангу пальца.
Шли тягучие минуты, внутри которых панически разбегались секунды. Железные осадки уже откровенно остервенело бомбили череп, хлестали по незащищенным рукам, а в лесу стоял настоящий грохот. Резиновая земля секунда за секундой покрывалась множеством мелких деталюшек, как будто там, наверху, разобрали и вытрясли миллионы мешков с запчастями от какого-то конструктора. Лединеев взвыл, когда ему в плечо попал настоящий гаечный ключ.
-- Забор! Он уже близко! -- Голос Косинова никто не расслышал из-за грохочущего диссонанса взорвавшейся стихии.
Но тут пошла уже настоящая боль: с воплями, с криками и магическими проклятиями. С неба падали детали все более крупного размера: прежние миниатюрные болты да гайки словно выросли, а у кого-то по телу уже потекла кровь.
И дверь оказалась, наконец, распахнута!
Косинов первым ввалился Туда, Где шум резко стих.
Следом -- Квашников, вытирая с лица кровавые ручейки.
Потом, к удивлению, нарисовался больной похмельем Лединеев. Его голова на затылке была пробита, а волосы покрылись багровым пятном. Как умудрились уцелеть очки -- непонятно.
Последним с возгласом "пинзаданза!" в проем деревянного забора пулей влетел Зомби. Он оказался самым умным: перемотал голову снятым пуловером и, кажется, пострадал меньше всех.
Дверь на границе Железного леса захлопнулась, и все четверо знали, что она больше не откроется никогда. Страшно даже было глядеть -- что там дальше... Но пришлось.
Мрак и холод, два главных ингредиента очередной области Неведомого, царили повсюду. И еще какие-то непонятные белые струны, натянутые между небом и землей.
-- О нет! Мне это совсем не по душе. -- Квашников для чего-то достал неразлучную зажигалку и выпустил маленького огненного джина. Как будто от этого действия во вселенной стало светлей!
Теперь что касается струн: так показалось лишь с первого мимолетного взгляда. На самом же деле, между черной землей и черным небом простиралась бесконечных размеров паутина. Покрытая словно белым фосфором, она и являлась источником света в этом мире. Внизу паутина выглядела здоровенными толстыми перекрещенными канатами, а кверху, в сторону космического пространства, все линии сужались и терялись в мрачном небытие. Она была повсюду -- тянулась с горизонта левого, с горизонта правого, переплетаясь между собой и множеством сетчатых плоскостей изрезая все мыслимое пространство данного сектора реальности. Кстати, наконец-то на небе появились звезды, но между ними тоже была натянута чуть заметная тоненькая паутинка, отмечая своим рисунком неизвестные науке созвездия. Виднелись далекие галактики, сделанные из той же паутины, и человеческий глаз едва-едва улавливал их ажурную сущность. Вдобавок ко всему, в погасшем ночном небе застенчиво сияли целых четыре луны. Между ними, разумеется, простиралась отдельная паутина, цепляясь за луны белыми нитями. Первую минуту даже сложно было сообразить: радоваться всей увиденной картине или огорчаться. Одно лишь определенно успокаивало -- никаких пауков пока нигде не наблюдалось.