Гаррос-Евдокимов
Головоломка
Все лексические и синтаксические вольности данного текста, включая случаи употребления и варианты написания слов из различных профессиональных, национальных, криминальных и молодежных арго, – на совести авторов. Точнее, на совести той взбаламученной языковой реальности, которой они старались следовать и которая не успела пока что осесть в орфоэпических словарях и университетских учебниках.
Предуведомление:
Большинство персонажей романа имеют реальных прототипов. Большинство мест, где происходят события романа, реальны. Все процитированные в романе фрагменты бизнес-текстов, а также принадлежащие перу героя тексты с жесткого диска не являются плодом авторского вымысла, а взяты из жизни.
Если на вас наезжает босс, помните: необходимо задействовать сорок две мышцы, чтобы нахмуриться, и только четыре, чтобы распрямить средний палец руки!
1
“Новогоднее приветствие руководящим сотрудникам банка REX.
Короче, так.
Для начала – все упали и отжались. Р-раз-два, р-раз-два, р-раз-два! Что пыхтишь, Цитрон? Пузо наел, буржуйская морда? Нич-че, скоро в снегах Колымы похудеешь! У нас это быстро!
Теперь – на РУКОХОД. О! Пыльный сдох? Че, в натуре, откинулся старикан? Да-а, дела. Не вышло его подольше помордовать. Ушел, гнида. Легко отделался. А? Че? Дышит?! Заебись! Яйца ему в тисках прищемите. Чтоб прочухался. О-о-о!!! Че ж он так орет?! Ну да, я понимаю, что больно! В ебало ему. Вот. Так лучше. А то че-то много пыли стало в воздухе. Распизделся.
Ай, Очкастый! Ай, бед-дняжечка! Очки разбили, да? Ой-ой-ой! Что, буржуйский последыш, прислужничек, привык на мягком спать, жрать от пуза, баб ебать? Больше не поебешь! нечем! И зачем это тебе, если жить тебе осталось три... нет, уже две с половиной минуты? И это при том условии, что я буду ДОБРЫЙ! Потому что иначе – умирать ты будешь ДВЕ НЕДЕЛИ. А че, пожалуй, заебись идейка. Ну-ка, в подвал его!
Устали, мудоебы? Похудел, Цитрон? Проветрился, Пыльный? Стоп-стоп-стоп! Жирный ублюдок! Ты куда попиздовал? Ха-ха-ха! Праздник, бля, еще только начинается! Ну-ка, БАНОЧКУ ему. Хуяк! Гляди, жив еще. Дышит. А ну, поставьте его вертикально. Ну да, я сам знаю, что хуй проссышь, где у него ноги, где голова, потому что эта жирная падла абсолютно шарообразна! Найдем голову. Хуяк! Во-о!!! То место, откуда он орет – это голова. Отлично. Теперь вертикально поставили. Головой вверх. Ну да, этим вот местом. Да. Вот. ЛОСЯ ему! Отлично, отлично! Готов.
Что? Пыльный сдох? Что, опять? Заебали уже. Что? Совсем? Без пизды? Ну да, я знаю, что он без пизды... без хуя, правда, уже тоже... Что? В смысле – точно сдох? Клево. Ну вот. Все готово.
С ПРАЗДНИЧКОМ ВАС, ДОРОГИЕ НАЧАЛЬНИКИ! С НОВЫМ ВАС ГОДОМ!
Кстати! Где шампанское?”
Секунд пять с чувством опустошенного облегчения, как после случайного, скоротечного и необременительного полового контакта, я глядел на результат часовых профессиональных усилий. Потом быстро вышел из файла и рефлекторно оглянулся через плечо.
Рефлекс был хотя и условный, но за год укоренившийся.
Лавируя курсором, я продрался сквозь переплетения и нагромождения программных dat, bmp, sys, exe, prv, tmp, log, pif. Вынырнул, ткнув enter, из буераков служебной директории WORDART. Двинул курсор влево вверх, всплыл из директории TEMPT. Еще дернул вверх, выпал из HKGRAPH. Вывалился из SYSTEM. Выскользнул из COPYCAT. Вывернулся из WORDOUT. Вырвался, наконец, из LAYOUTTT на оперативный простор жесткого диска персонального компьютера Pentium 200. И тогда – оглянулся еще раз.
Пресс-рум десять дробь пятнадцать метров, несложным стеклянно-пластиковым лабиринтом разграфленный на дюжину функциональных полупрозрачных ячеек. Звуковой фон. Торопливое журчание струйных принтеров. Деловитое попукивание процессоров. Озабоченное уханье ксероксов. Озадаченные всхлипы факсов. Требовательное повякивание телефонов. Беглый степ клавиатур. Дело делается. Работа спорится. Служба идет. Дельные релизы целеустремленно прирастают латиницей, кириллицей, идеографией цифири и иногда – очень редко – иероглифов. Рабочие рои данных снуют по внутренней сети. Служебные конструкции официальных писем монтируются из стандартных заготовок. Мощный механический организм большого банка функционирует исправно. Активы преумножаются. Операции совершаются. Кредиты выделяются.
Платежи осуществляются. Проценты начисляются. Money talks. Бизнес встречает деньги.
Данный способ организации офисного пространства считается во всем цивилизованном мире наиболее прогрессивным и эффективным. С одной стороны, твое уязвимое хрупкое privacy предусмотрительно соблюдено в полном соответствии с универсальным кодексом political correctness. Вот твоя собственная личная частная суверенная неприкосновенная комфортабельная выгородка. Метр дробь полтора. Со стороны же другой – ты весь всегда для всех во всем совсем на виду. Воплощенный гением чиновного дизайна идеал тоталитарной демократии: каждая служебная единица пребывает под перекрестным контролем, но не чьим-нибудь единоличным, единовластным и недоброжелательным, а – всеобщим, взаимным и взаимовыгодным. Имеющим целью не дать несовершенному, подверженному сбоям тебе выпасть из совершенного, отлаженного метаболизма пресс-службы коммерческого международного банка REX.
– Вадь, где болванка по рекламным балансам за квартал? – из соседней ячейки, возбужденно шевеля тонкими усиками над капризной губкой, высунулось молодое пиар-дарование Олежек.
Я глядел на усики, на губку, на кремовый жилет и закатных тонов эстетский шелковый галстук, в который раз убеждаясь, что слухи о склонностях дарования, конечно же, правда.
– Вадимчик! – В голоске дарования прорезались истерические нотки, – болванку хочу! У меня тут пятьдесят девять кома шесть по эффективности, а я точно помню, что было шестьдесят три и два!
– На иксе поищи, – сказал я, помедлив. И отвернулся к Мурзилле.
Полуметровый тираннозаурус рекс в агрессивной зубчатой короне, выполненный в манере палеонтологического реализма скульптором Гочей Хускивад-зе из патинированной бронзы, был единственным существом в офисе, на которое я смотрел без отвращения. И даже с некоторой приязнью. Он был злобный и зубастый. Где-то в заднем кармане подсознания я не раз нашаривал мысль, что однажды Мурзилла рекс прекратит олицетворять своими шестью кило мощь и процветание одноименного банка, оживет и сожрет всех его сотрудников к чертовой матери. Меня, вероятно, тоже.
Предупредительно прошелестела входная дверь. В проеме с изящной небрежностью утвердился ровно тонированный насыщенным аутентично тропическим загаром, элегантно декорированный от Hugo Boss, эргономично скомпонованный трехразовыми еженедельными штудиями в тренажерном зале дорогого спортклуба World Class гражданин начальник, руководитель пресс-службы банка Андрей Владленович Воронин.
Очкастый.
Сквозь задымленное, холодного копчения стекло футуристического дизайна и заатмосферной цены очков от Jamamoto лениво и иронично просканировал помещение. Приценился. Прицелился. В меня. Грациозно пошел сквозь лабиринт.
Я отвернулся к клавиатуре, шарахнулся курсором, ткнулся enter’ом и плюхнулся в мелкое тухлое болотце файла pozdrav. txt. Озабоченно перебрал пальцами пару клавиш и глазами – несколько строк. “На холодном пугающем рубеже тысячелетий как никогда остро чувствуешь потребность в надежном, сильном и теплом плече Семьи. Нам с вами, коллеги, выпала редкая удача. Потому что REX – это Cемья. А в каждой Семье, тем паче с большой буквы, есть свой... ”
Очкастый уже стоял у меня за плечом. Но я обернулся не сразу, а – степенно покачав головой, помяв переносицу жестом усталым и достойным, откинувшись на овальную спинку стула... и будто бы лишь теперь заметив гражданина начальника.
– Андрей Владленович! – я приподнялся со спокойным пиететом честного труженика. – Я вот...
Очкастый смотрел в монитор издевательски осклабясь, демонстрировал краешек белейших резцов.
– А в каждой Семье, – с чувством продекламировал он, выделив прописную букву безошибочным пиком интонации, – есть свой урод.
Хмыкнул. Покровительственно похлопал честного труженика по плечу. Он был младше меня на два года.