Я стала интересоваться своей биологической матерью, когда забеременела, возможно, из-за тех вопросов, что обычно задают доктора: «Знаете ли Вы, чем болели в Вашей семье? Есть ли наследственные заболевания?». Я начала искать её, когда мне было двадцать шесть, и мне удалось связаться с её сестрами в Шотландии, в городке Нэрне. Они сказали, что перешлют ей моё письмо. Оставалось дождаться ответа, и он пришёл как раз перед тем, как родился Мэттью.
Встреча с биологической матерью похожа на свидание вслепую. Я даже не знала, как она сейчас выглядит, хотя мне прислали её старые фотографии. Я вставала с кожаного диванчика и прохаживалась вдоль стеклянной перегородки возле входа. Любая женщина, что входила через вращающуюся дверь, могла оказаться моей матерью. Я могла случайно встретиться с ней на улице, сесть рядом в поезде или придержать для неё дверь магазина. А может, мы разминулись – скажем, она села на поезд в Юстоне за час до моего приезда, и я только что упустила её. Так странно и тревожно думать, что ты уже встречала мать и даже не узнала её. Ведь на самом деле она тебе чужая. Она может оказаться кем угодно. Она могла умереть до того, как ты её нашла, а ты бы даже не узнала об этом. И никто бы не рассказал, что это случалось, потому что никто не знал, где тебя искать. Для неё ты такая же незнакомка. Чужие друг другу родственники.
Сердце колотится у меня в груди. Думаю, мы знакомы. Думаю, что узнаю её, как только она войдет. Что она выберет – турникеты или раздвижную дверь? Ожидание особенно волнительно. Какая у неё прическа? Что она носит? Как ходит? Подарит ли что-нибудь? Обнимет и расплачется? Или будет держаться холодно и настороженно? Меня наполняет не предвкушение, но страх. Я в ужасе. Я чувствую, что всё обязательно пойдет не так. Я боюсь встречи с матерью. Не уверена, что случится какая-нибудь катастрофа, но если бы я сама не заварила эту кашу, то сбежала бы немедленно. Я вдруг понимаю, почему все те встречи были отменены. Чтобы остаться, требуется храбрость. Часы тикают. Она опаздывает на пять минут, теперь на десять. Минуты тянутся одинаково медленно. Возможно, она не придет. Если она не придёт, я испытаю облегчение. Но если она всё-таки придёт, думаю, это значит, что она тоже собрала всю волю в кулак, чтобы увидеться со мной.
Наконец, через раздвижные двери проходит женщина, которая может оказаться моей матерью, а с ней девушка намного моложе неё. У женщины, которую я принимаю за мать, в руках пластиковый пакет, огромная панда и букетик орхидей, что очень странно, так как я тоже принесла букетик орхидей. Она небольшого роста, даже ниже меня, с рыжеватыми волосами. Хорошо сложена, не такая крупная, как я, но и не худая. На ней кремовый плащ и чёрно-белый шарф.
– Джеки? – спрашивает она и обнимает меня. Её глаза полны слёз. Я ждала, что тоже заплачу, но нет. Что со мной происходит? Я обнимаю её в ответ и чувствую, что цепенею.
– Это Дженни из моей церкви, – говорит она, представляя меня худенькой девушке с растрёпанными волосами.
– Привет, Дженни, – говорю я и пожимаю ей руку.
– Мне нужно идти, я вернусь за ней через час, – говорит мне Дженни так, будто моя мать – ребёнок, а я нянечка в детских яслях. Я чуть было не пошутила: «Она будет готова, подгузник я поменяю». Дженни широко улыбается Элизабет, чтобы её подбодрить, и уходит через турникет, не переставая махать нам.
Мы с Элизабет идём в приёмную и садимся на большие серые кожаные диваны, которые стоят там друг напротив друга. Это не совсем правильно, но в моём номере Мэттью и соседка Луиза, а у нас всего час, поэтому нет смысла искать более укромное место. Я столько лет ждала встречи с ней и не собираюсь тратить ни одной секунды. Мы садимся рядом на большой серый диван, и она снова обнимает меня. Она берёт мою руку и поглаживает её. В её глазах всё ещё стоят слёзы.
– Я принесла это для Мэттью, – говорит она, указывая на панду. Мы обмениваемся букетиками орхидей, посмеиваясь над таким совпадением. Я начинаю нервничать, не связан ли наш выбор с генетикой.
– Я схожу приведу сына, чтобы вы могли увидеться, – говорю я. Она расстёгивает плащ, снимает его и укладывает рядом на диван. На ней чёрно-белый кардиган и короткая чёрная юбка. Её колени кажутся такими круглыми и беззащитными.
Элизабет встревожено и беспокойно мнёт в руках пакет.
– Дженни пришла, чтобы поддержать меня, – говорит она. Я киваю.
Мне кажется, что сейчас не время засыпать её вопросами о себе, и всё, что так терзало меня, требуя ответов, неожиданно исчезает. Не знаю, что бы я хотела спросить. Передо мной женщина пятидесяти лет, хорошо одетая, на шее повязан симпатичный узорчатый шарф. Я не вижу сходства в наших лицах. У неё очень тонкие губы. Я понимаю, что разглядываю её слишком бесцеремонно. Она принесла фотографии своих детей и начинает их показывать: