Я пересек город, проехал через мост Харлотон, направляясь в Сноб Холоу, где жила бабушка. У меня были часы со светящимся циферблатом, но я боялся смотреть на них, чтобы вконец не испортить себе настроение. Когда я остановился перед домом бабули, у меня бешено колотилось сердце. Я пошарил на заднем сидении в поисках минералки, которая иногда там валялась, но нашел как назло только груду пустых бутылок. Я посмотрел через лобовое стекло на аллею из можжевельника, ведущую к входной двери. Мой мозг был настолько возбужден, что когда я выходил из машины, мне показалось, что я вижу чье-то лицо. Я кинулся к входной двери и стал колотить, еще и еще. Наконец, я услышал внутри какой-то шум и почувствовал, как кровь прилила к голове.
Миссис Девлин запахивала на груди халат. Она была немолода, а ее большие зубы и полные укора глаза только выделялись из общего впечатления невинной женщины. Она была настолько безгрешна, что даже если бы у нее был полный рот дерьма, она бы не осмелилась бы произнести это слово вслух, но, прикрываясь бабулиным авторитетом, она могла вытворить что угодно.
– А вот и ты, – сказала она.
– Я просто хотел проверить, как бабуля.
Я услышал, как в темноте за спиной миссис Девлин бабуля спросила: «Это он?»
– Да, Аделина, это он.
– Миссис Девлин, будьте любезны, дайте ему по морде вместо меня.
Это, конечно, меня задело.
Я представил, как говорю: «А как вам это?» – и бью миссис Девлин наотмашь, но вместо этого я продолжал стоять, пока дверь не захлопнулась прямо у меня под носом. Я поехал обратно в центр, который в темноте казался заброшенным: там было мало огней, силуэты одиноких зданий выделялись на фоне ночного неба: безликий фасад брошенного торгового центра, каланча пожарной станции, а над ней – серебристые звезды. Я вернулся в отель, в фойе которого висели картины с нарисованными горными пейзажами, на затертом ковре стоял старый биллиардный стол, на котором сто лет назад хирург оперировал жертву перестрелки, пахло красным деревом, и приглушенный свет ламп отражался в стеклянных дверцах шкафа. Сейчас я нахожусь в таком состоянии, что мне хочется жалеть самого себя: я лишь еще одно ничтожество, которое весь мир считает своим долгом пнуть. Я думал, что остался совсем один, разумеется, за исключением бабушки, которая предавалась размышлениям о том, чего она достигла за это время. Эти мысли убаюкали меня. Утром меня разбудил стук тарелок в ресторане. Накрывали к завтраку. Новый день значил для меня новый шанс на успех. Как обычно, удастся ли мне сделать большую часть задуманного или нет, будет приятно просто посмотреть, что из этого выйдет, потому что, что не говорите, для меня стакан наполовину полон.
Я не успел перекусить перед уходом на работу. Миссис Хесслер становилась настоящим тираном, когда дело касалось пунктуальности. Я старался не смотреть на себя в зеркало, и то и дело поглядывал на часы, пока чистил зубы. Я натянул одну из своих рабочих футболок. Миссис Хесслер приобрела их на какой-то крупной распродаже и ожидала увидеть на мне. На ней спереди было крупно напечатано «Название вашей компании здесь», «Ваш логотип» – чуть пониже, и в самом низу – «Уделяем время каждому».
Я устроился на работу к миссис Хеслер после того, как год отработал в казино и, так как она видела мое резюме, она попросила, научить ее играть. У нее получалось неплохо, но все-таки она переоценила свои возможности: уехав на выходные в Лас-Вегас, спустила все свои деньги. В чем, естественно, обвинила в этом меня. Это задало тон нашему общению. Я сказал ей, что в мире, где доноры спермы должны платить алименты, может произойти что угодно.
Ура! Я действительно не опоздал! Я прошел в игровую комнату и понял, что так и не убрал в пятницу. Я так спешил в «Безумный шляпник», что теперь у меня совсем не было сил, а мне надо навести порядок до того, как миссис Хесслер своим молчанием даст мне понять, как она несчастна со мной, тунеядцем.
Назад в загон, черномазый!
Я рассказал ей, что читал, как один архиепископ в пятизвездочном отеле на Сейшелах обварил задницу в биде. Она не выдавила из себя даже подобие улыбки. Детали конструктора были разбросаны по всему полу, и у меня закружилась голова, пока я собрал все части. Дурацкие инструменты для малышей: барабан, бубен, дудочка – все они должны лежать на своей полке. Плакат с надписью «Бог сделал меня особенным» – оторвался от стены, а кнопки остались торчать. Я не помнил, чтобы в пятницу здесь царил такой бардак: наградные ленты и сертификаты, короны на день рождения, значки в виде звездочек, наклейки с буквами алфавита по всей комнате, а мой разум блуждал в другом месте.
Миссис Хесслер осмотрела холодильник, громким голосом пересчитала снэки для перекуса, убрала в шкаф съемные швабры, натянула свою футболку с той же надписью, что и у меня, и встретила у дверей первую мамашу. Ну, началось. Они шумно входили, мы с миссис Хесслер посмотрели друг на друга: достаточно ли мы радостные. Я чувствовал себя хорошо, но создавалось ощущение, что мои челюсти склеились. Две мамочки попросили, чтобы контейнеры для грудного молока были подписаны, и очень грубо заметили, что бумага для заметок в холодильнике обязательно отклеится. В комнате было полно детей, почти младенцев, мальчиков и девочек, одетых согласно ожиданиям их родителей: маленькие принцессы и ковбои, некоторые до сих пор были в пижамах. Казалось, что миссис Хесслер всегда точно знает, что надо делать, и начинает создавать порядок. Я рылся в куче кукол-перчаток, пробираясь через кукол, изображающих персонажей из Библии, кукол-монстров, кукол в виде животных, пытаясь найти ту, которая была бы сейчас кстати. Я искал ту, которая подойдет, так как на прошлой неделе я, не подумав, взял Иоанна Крестителя, и миссис Хесслер ругала меня за то, что я не приводил соответствующие цитаты из Библии.