Как в любой будний вечер, в большинстве баров на Юнион-стрит было людно, хоть и не слишком. Спешащие местные жители и глазеющие по сторонам туристы натыкались друг на друга на тротуарах.
Соломон пошел по Юнион-стрит на запад, заглядывая в бары и кафе в поисках тихого местечка, где можно было бы посидеть и перекипеть.
Он нашел узкую ирландскую таверну, втиснувшуюся между двумя модными бистро. Без шумных пьяных и с несколькими свободными табуретами в глубине. Соломон протиснулся сквозь скопление людей у двери и, устроившись на табурете, поймал взгляд бармена. Ему хотелось чего-нибудь крепкого и сильнодействующего, но он понимал, что это не годится. Только не на голодный желудок. И не в таком настроении. Он сделается опасным. Соломон заказал пиво «Харп», и бармен моментально его обслужил.
Соломон сделал такой большой глоток, что от пузырьков выступили на глазах слезы. А-а. Лучше.
Он сморгнул слезы и осмотрел помещение. У барной стойки сидели в основном белые мужчины средних лет. Все они внимательно следили за бейсбольным матчем, транслировавшимся по телевизору. Несколько пар, голова к голове, разговаривали, не обращая внимания на гомон. Рядом с входной дверью сидела пышная брюнетка в облегающем белом платье с глубоким вырезом и смотрела прямо на Соломона. Если он прошел мимо такой женщины, не заметив ее, значит, действительно, был ослеплен яростью. Близко придвинувшись к ней, сидел плотный молодой человек в потертом замшевом пиджаке и трикотажном берете. Им обоим было лет по двадцать пять, и они явно переживали размолвку. Девушка разоделась в ожидании шикарного вечера, а не пива в ирландском пабе. Неудивительно, что она смотрела по сторонам. Соломон, привыкший прикидывать шансы, подумал, что мистер Трикотажный Берет со стопроцентной гарантией будет спать сегодня один. Пятьдесят на пятьдесят, что она снова с ним встретится.
Трикотажный Берет проследил за взглядом девушки и злобно уставился на Соломона. Соломон отвел глаза. Сегодня вечером ему не до мужских разборок. Он все еще слишком взвинчен из-за того, что Шеффилды сваливают вину на него. Как всегда.
Половина жизни, отравленной их враждебностью, промелькнула в сознании Соломона. Братья Шеффилды уже выросли, когда его мать пришла на работу к Дональду, но они всегда видели в Соломоне угрозу. Потому, возможно, что Дон так явно выделял Роуз. Когда она погибла и Дон оставил Соломона при себе, его сыновья затаили злобу. Жить с этой неприязнью было тяжеловато, и Соломону все труднее становилось сдерживать свой гнев, делать то, чего от него ждали, и говорить: «Да, сэр».
Обычно он старался не думать о своей матери и Доне и о том, что могло между ними быть. Они со стариком никогда на эту тему не говорили. Однако Соломон знал, что именно сильное чувство Дона к его матери открыло перед ним двери дома Шеффилдов. Он уже давно отработал свое пропитание, быть может, даже заслужил право считаться членом семьи. Но Крис и Майкл никогда этого не допустят. Избалованные ублюдки.
Соломон допил пиво и заказал еще, надеясь, что холодный напиток остудит его изнутри.
Он поднял глаза и обнаружил, что темноглазая женщина по-прежнему смотрит в его сторону. На лице Трикотажного Берета зарождалась буря. Соломон отвел взгляд. Выпил еще пива. В зеркале бара он увидел, что Трикотажный Берет встал с табурета. Девушка схватила его за руку, но он вырвался — похоже, без больших усилий — и направился к Соломону.
Вот черт. Только не сегодня, парень.
Табурет справа от Соломона пустовал, и Трикотажный Берет встал рядом. Он стоял вплотную к Соломону, дожидаясь, пока тот обратит на него внимание. Соломон смотрел прямо перед собой.
— В чем дело? — спросил парень. — Почему ты строишь глазки моей девушке?
Соломон вздохнул, но промолчал. Может, парню наскучит, и он уйдет.
— Я с тобой говорю, придурок.
Девушка самодовольно улыбнулась. Она получила, что хотела. Вечер еще может стать памятным.
— Эй. — Парень ткнул Соломона пальцем в плечо. — Я с тобой разговариваю.
Соломон повернулся к нему и, не повышая голоса, произнес:
— Ты совершаешь ошибку.
Трикотажный Берет выдвинул вперед челюсть:
— Это ты совершаешь ошибку. Пялишься на мою девушку.
— Послушай меня, — совсем негромко сказал Соломон, — у меня плохое настроение. Если ты заставишь меня выместить его на тебе, ты останешься калекой. Понял?
Парень выпятил грудь, но Соломон заметил промелькнувшее в его глазах опасение.
— Подумай о будущем. Ты же не хочешь думать, оглядываясь назад: «Именно в тот день моя жизнь пошла псу под хвост. Я мог бы оставить того парня в баре в покое. Но я лез на рожон. Даже после того, как он меня предостерег».
Трикотажный Берет часто заморгал. Нижняя губа у него задрожала. Соломону нужно было дать ему возможность с честью выйти из положения.
— Да ладно, я тебя слышу, — сказал он громче. — Я все равно ухожу.
Он допил пиво и поднялся. Парень посторонился. Их взгляды встретились, и Трикотажный Берет сразу поумнел. Он вернулся к своей девице, которая так и сидела на высоком табурете, довольная, как кошка. Она пялилась на Соломона, когда он шел мимо нее к выходу, надеясь подлить масла в огонь. Но ее дружок занимался своим пивом.
Соломон глотнул прохладного вечернего воздуха и опустил плечи, пытаясь снять напряжение. Ему нужно было убраться с оживленной улицы, прочь от людей, прежде чем он на ком-то сорвет свою злость. Сейчас уже наверняка можно было без опасений вернуться в квартиру у парка Лафайет. Крис и Майкл, без сомнения, разъехались по домам. Дональд спал. Соломону и самому не помешает отдохнуть.
Он дошел до угла и посмотрел вверх, на восемь кварталов кручи, с которой он спустился, чтобы добраться до Юнион-стрит. Подъем наверх займет полчаса и, пожалуй, потребует специального снаряжения. Соломон нажал кнопку быстрого набора на своем телефоне и попросил ночную группу безопасности прислать ему машину для подъема на холм.
Потачка себе. В чем-то он был так же избалован, как братья Шеффилды. Деньги Дона устраняли любой дискомфорт. Работа на него давала роскошь и власть.
Соломон, без сомнения, будет по ним скучать, когда лишится их.
Глава 28
Утром в среду Дональд Шеффилд сидел в столовой в своей квартире в Сан-Франциско, в открытые окна задувал прохладный ветерок. Гул городского транспорта напоминал монотонный шум океанских волн, и время от времени с Калифорния-стрит доносился звон трамвая.
Миссис Вонг оставалась в квартире всю ночь, обслуживая его семью, вместо того чтобы вернуться домой, к своей собственной. Она все уговаривала Дона чего-нибудь поесть, но ему хотелось только черного кофе. В глаза словно песку насыпали, а усталость давила на тело, как тяжелое пальто. Потеря внучки отзывалась в груди пульсирующей болью.
Он вздохнул, и этот звук словно бы вызвал Соломона. Великан появился в дверях, одетый на выход. Его гладкая голова была вся в мелких порезах, словно нанесенных при неумелом бритье, белки голубых глаз покраснели.
— Доброе утро, — сказал Дон. — Поспал хоть немного?
Соломон пожал могучими плечами, как будто сон не стоил и упоминания.
— Как Дороти?
— Лучше, мне кажется. Грэм дал ей успокаивающее, и она всю ночь спала. Сюда летит Тед, чтобы забрать ее назад, в Лос-Анджелес.
Дон был невысокого мнения о последнем возлюбленном Дороти. Тед Хендрикс, как все, кому деньги достались без большого труда, относился к жизни слишком легко, что вообще свойственно жителям Южной Калифорнии, где все непостоянно. Прилет Теда в Сан-Франциско свидетельствовал о том, что он хотя бы пытается вести себя как надо.
— Думаете, ей было бы лучше остаться здесь? — спросил Соломон, и у Дона возникло знакомое чувство, что Соломон читает его мысли.
— Естественно, мне бы не хотелось отпускать ее от себя. Но она рвется домой, и таких уж веских доводов в пользу ее задержки здесь у меня нет. Дороти может устроить похороны с помощью друзей. Возможно, так ей будет легче.