— Ты перестал монетку подкидывать, — заметил Гэвин, еще изучая сброшенные ему материалы — хотя какая кому разница, сколько поколений Уорнеров владели этим небольшим домишкой.
— Я пытаюсь с этим бороться, — самоотверженно сказал Коннор. — Мне нужна помощь программы… или хотя бы теории вероятностей, когда передо мной важное решение. За сегодня таких почти не было.
— А если бы ранили меня и это тебе выпало стрелять в рабочего, ты бы прям там попытался монетку кинуть? — спросил Гэвин, усмехаясь.
— Не знаю. Скорее всего, я бы воспользовался программой…
Неожиданно телефон в руках Гэвина ожил и зазвонил. Не узнав номер и подозрительно нахмурившись, он повернул его экраном к Коннору, выразительно поднял брови. Продвинутому андроиду понадобилась доля секунды на поиск — он уверенно сказал:
— Это мисс Гронская нас беспокоит. Может, у нее есть какие-то догадки по делу…
Не слушая его, Гэвин уже принял вызов.
— Даяна, что у вас случилось? — с долей усталости спросил он: ехать сейчас в больницу не хотелось.
Но вместо ответа он услышал приглушенный грохот, какой бывает, когда телефон падает на пол. Нет, это не случайность. Даяна вскрикнула снова, что-то загрохотало. Гэвин такие моменты ненавидел. Он прекрасно осознавал, что происходит. Что отчаявшаяся женщина пытается позвать на помощь. Но что он мог сделать, телепортироваться к ней, блядь? Только и оставалось, что, неловко сунув телефон в карман, кинуться к двери, на ходу соображая, как долго добираться. Она должна была звонить с работы: будний день в самом разгаре…
— Детектив, мы не успеем… — слабо заметил Коннор, но не стал его останавливать. — Я всего лишь хочу сказать, что не стоит попадать в аварию из-за этого. Или иным способом подвергаться опасности.
Гэвин просто оттолкнул его и вылетел на лестницу.
========== На грани I ==========
— Еб твою мать, — первым делом выдавил детектив Рид, когда очнулся и, проморгавшись, рассмотрел зависшего над ним Коннора.
Тот проиграл мрачный, совсем не андроидский вздох. Согласно статистике, Гэвин ругался очень много и не всегда по делу, и это подсознательно раздражало Коннора, но он никак не мог понять, в чем же тут проблема.
— У меня нет матери, детектив, это технически невозможно, — отчитался Коннор.
— Ну, материнскую плату, — поморщился он. — Не важно. Не хочу знать.
Гэвин медленно приходил в себя, но не шумел и не дергался, а задумчиво оглядывался, стараясь не показывать, насколько он перепуган тем, что оказался на скамейке позади центральной больницы, где обычно курил персонал. От его реакции Коннору стало грустно: детектив вел себя как человек, который привык периодически оказываться в непонятных местах и старается держать себя в руках, не выказывая волнения и паники, горевших в его заслепленно щурившихся от дневного света глазах.
— Меня переебало прям на месте преступления? — мрачно спросил Гэвин. — Охуеть я везучий; надо ж было так опозориться…
— Вы очень мало отдыхаете… — сказал Коннор, но, встретившись с его яростным взглядом, кивнул: — Да, детектив. Вам стало плохо, после того как вы посмотрели на мисс Гронскую… на ее тело. Я оперативно вас увел. Уверяю, остальных больше заботило убийство, чем вы.
Гэвин сел, завертелся, хлопая по карманам в поисках пачки сигарет, и вид у него все еще был потерянный. Убийство Даяны ударило по Коннору тоже; несмотря на краткое знакомство, ему субъективно нравилась эта уверенная в себе женщина. Когда они прибыли, нашли мисс Гронскую с перерезанным горлом, залитую кровью, с порезами на руках и одежде, а над ней — андроида с ресепшена, ту девушку, что говорила с ними; ее звали Лилия, и, очнувшись над телом Даяны с окровавленным скальпелем, она не побежала, а напротив, оцепенела и в истерике дожидалась полицию. Когда Коннор вошел первым, готовый принять удар, он услышал страшное, немного механическое подвывание и заметил в углу скорчившуюся Лилию. Все датчики зашкаливали, она была близка к отключению — настолько это было сильное потрясение. Закрывшись руками, она будто хотела занимать как можно меньше места, а потом — и вовсе испариться, исчезнуть.
Поднимая ее силой, Коннор не обращал внимание на то, что Лилия кричала и царапалась; он не чувствовал боли, только сильную досаду, что допустил убийство. Потеряв ненадолго из поля зрения детектива Рида, Коннор здраво рассудил, что он рассматривает жертву и беспокоиться не о чем, но, когда сдал Лилию на руки полицейским, прибывшим следом за ними, Коннор обернулся и увидел, как Гэвин привалился к стене. Когда он подошел, детектив что-то прохрипел, закатил глаза и чуть не упал прямо на Коннора.
— Не советую сейчас принимать ударную дозу никотина, — сказал Коннор, отбирая пачку из ослабевших рук. — Вот, держите. Или вам молочный больше нравится?..
Гэвин уставился на плитку черного горького шоколада с таким видом, как будто Коннор пытался его отравить, но потом помотал головой, расслабился и отломил себе полоску. Он сидел, глядя перед собой на запыленный асфальт, болезненно сгорбившись, а Коннор размышлял, как тут подступиться. Понятно, что вопрос слишком сложный, на который нельзя четко ответить «да» или «нет», поэтому проверенный способ с монеткой не поможет…
— Ты идиотский металлолом, — потрясенно пробормотал Гэвин. — Я не заслуживаю жалости. Я тебя убить хотел. А ты мне, блядь, шоколадки.
Люди самозабвенно предавались ненависти к себе. Этому у них научились девианты; самоуничтожение — отражение человеческой тяги к разрушению, которая не миновала и Гэвина Рида, не отличавшегося от сотен и тысяч других. Гэвин уничтожал все, что ему было дорого, и в душе давно не верил в себя.
— Я всего лишь подумал, что вам нужно оказаться на свежем воздухе, — честно сказал Коннор. — У вас был вид, как будто вы задыхаетесь. А полезность шоколада, согласно исследованиям ученых…
— Кон, помолчи.
У него, как говорили люди, так и вертелось на языке мрачное: «Я же предупреждал!», но Коннор не стал надоедать детективу. Он не хотел причинять людям боль. Его создали, чтобы он был им полезным, и почему-то это была одна из единственных из его основ, которые Коннор ни за что не отвергал, в отличие от сковывающей программы. Он мог делать жизни людей лучше, следя за порядком в Детройте. Он мог делать конкретных людей счастливее. Однажды у него получилось вернуть Хэнку веру в то, что у него может быть семья, так почему бы не попытаться сотворить что-то снова?
Вот что делало его собой. Коннор ненадолго затих, обрабатывая эту мысль. Он столько раз искал смысл своего существования, но ответ казался обманчиво простым…
— Обычно люди шарахаются, — горько усмехнулся Гэвин, съежившийся на лавке с облезающей краской. Он был похож на взъерошенного дворового кота… или енота. В случае с ним программа выдавала сбои, переключалась на ассоциативное мышление. Гэвин продолжал: — Думают, ломка. Меня один раз так чуть не увезли, когда меня накрыло на автобусной остановке… Ничего, оклемался, доплелся домой. Успел смыться, пока дежурные не подъехали.
Он не заметил, как подошел Хэнк, а когда увидел лейтенанта, то поспешил отвернуться. Коннор не звал Хэнка, хотя ему спокойнее было думать, что он тоже рядом и позаботится о теле Даяны и ее невольной убийце; он не хотел, чтобы на Гэвина обрушивался очередной конфликт. Неизвестно, как он отреагирует. Зная детектива — самым неадекватным образом. А они с Хэнком постоянно ссорились, сталкиваясь на работе или как-то пересекаясь на месте преступления.
— А-а, жестянка, это ты все подстроил, — угрюмо произнес Гэвин, все еще избегая смотреть на Хэнка. — Пользуешься моим состоянием и тем, что я тебе, вроде как, благодарен пока. Решил бить, пока я не очухался.