Молчит Хан-Гирей. Черная тоска, не приведи господи!
На второй день грусть с Хан-Гирея как рукой сняло. Потому что знал Козлов Ильдара и знал, что лучше всех валокардинов — хорошая работа.
— Поедешь на Мейнываам, — сказал Ильдару главный бухгалтер Козлов, оставшийся вместо председателя, — будешь бригадирить на рыбалке.
— Когда? — спросил Ильдар, кивнув на окно, за которым свистела снежная круговерть.
— Завтра. Завтра пурга кончится.
Козлов давно жил на Севере и знал, что южак в этих местах больше трех дней не дует.
— Первой нартой пришлешь мне мешочек чира или нельмы. Соскучился я по строганине.
— Ладно, — сказал Ильдар, — а к строганине?
— Выписал я в ТЗП на тебя и на ребят.
— Хватит?
— Нет, но на первый раз и пол-ящика достаточно будет, чтобы не замерзали.
Там, где пахло деньгами, был Ильдар трудолюбив до пота, знал это Козлов, потому и доверял и не скупился на товары, особенно если они были позарез нужны тем, кто на подледном лове. А Ильдар в ответ никого не обидит — ни себя, ни ребят, ни главного бухгалтера, И за деньги, которые получали ребята, и за спирт, — за все будет заплачено — ломотой в суставах, кряхтением от застарелого радикулита, тоской в пурговые ночи, усталостью от ежедневного лицезрения одних и тех же лиц. Все это знал Козлов, потому и был щедр.
Было у Ильдара шесть своих собак. Походил он по селу, занял еще четырех. Посадил их на цепь, покормил всех и начал собираться: утром в путь.
Если на Чукотке говорят «завтра», значит все будет готово послезавтра. Чукотские каюры обычно на вопрос «когда?» отвечают без иносказаний: «рано-рано после обеда».
Ильдар тоже не очень спешил и уже к обеду очень пожалел об этом.
— Вот что, Хан-Гирей, — сказал ему. Козлов, — подвезешь в бригаду Кунчи одного человека.
— Зачем?
— Не все ли тебе равно? Надо подвезти…
— Никого я не хочу везти!
— Это женщина…
— О аллах! Тем более женщину!.. Хорошая хоть?
— Кому как… посмотришь сам… новенькая.
— Кто?
— Учителка из красной яранги.
— А потом нельзя?
— Сам же знаешь, — вздохнул Козлов, — вездеход у нас разут, трактор мы утопили, вертолет вызывать — ждать погоду надо, да и влетит это удовольствие в копеечку, а остальные нарты все в тундре… Так что только на тебя и надежда. Тебе-то это по пути, ведь тут недалеко. Да ну тебя! Что я тебя уговариваю?!
Козлов повернулся и ушел медленным шагом человека, у которого забот полон рот.
Вскоре появилась и она, волоча за собой по снегу комплект меховой одежды.
— Здравствуйте! Мне сказали, что я поеду вместе с вами.
— Правильно сказали, — буркнул Ильдар.
Они помолчали.
Она вздохнула:
— А когда поедем?
— Я думаю, завтра… а?
— А мне сказали — сегодня…
Она сидела на крылечке Ильдарова дома, постелив под себя кухлянку, смотрела, как Ильдар возится с нартой, и в глазах ее было столько любопытства, наивности и детской доверчивости, что Ильдар отложил дела, сел на нарту и закурил.
— Меня зовут Ильдар, можно и Хан-Гирей, это Козлов придумал. А вас?
— Света… Светлана я, Иванова…
— Ну вот, Света Иванова, один я бы завтра был там, куда тебе надо, у Кунчи… — Ильдар сразу перешел на ты. — А с тобой и за два дня, наверное, не дойти.
— А почему?
— Потому что снег тяжелый. А еще — впереди только одна избушка, и сегодня мы до нее не дойдем, поздно уже, а в палатке ты не ночевала, кажись, никогда.
— Никогда-а… — тихо, нараспев сказала Светлана.
— Первый раз в тундре?
— Впервые. Еще никогда не была. Все мечтала.
— Зачем?
— Что — зачем?
— Зачем мечтала? — тихо злился Ильдар.
— Не-е зна-аю… — опять тихо, нараспев сказала она.
Он вздохнул.
— Приходи завтра утром, пораньше. Пораньше и тронемся. А сегодня померь меховую одежду. Не надевала еще?.. Нет?.. Ну вот… а собралась в тундру! А вдруг что-нибудь пригнать надо! Давай, влезай в шкурье, привыкай… Привыкай… Эх.
Он вздохнул тяжело и пошел в дом, поставил чай. Закурил. «Вот зачем таких присылают в тундру? — думал Ильдар. — Только грусть наводят, несмышленыши».
Лег он спать вконец расстроенный и долго не мог заснуть, а к Светке не чувствовал ни радости, ни злости. Что тут поделать? Известное дело, надо везти, оставить у Кунчи — да и аллах с ней, и пусть его милости будут на ее обратной дороге.
Выехали утром, когда солнце было еще холодным. Ильдар уже не сердился на Козлова, попутчица нравилась ему.