Поэтический разворот журнала был представлен четырьмя авторами. Над каждым стихом или подборкой — портрет. Три солдата и один офицер.
Шишкин показывал пальцем, а мой товарищ — актер выразительно ему читал.
— Нравятся?
— Нравятся, — ответил Шишкин.
Он о чем-то думал.
— Павел, — спросил он, показывая на портреты, — они солдаты, а он командир?
— Ну раз он офицер, значит — командир.
— А почему командир пишет стихи хуже, чем солдаты? Разве так бывает?
Мои друзья расхохотались. Они сгрудились вокруг Шишкина.
— Павел, а ты солдат или офицер? — продолжал Шишкин.
— Ну, если будет война, буду офицером…
— Значит, ты тоже пишешь плохие стихи?
Смех за нашим столиком уже привлекал внимание.
— Ну не то чтоб плохие, а просто хуже некуда…
— Павел, — серьезно, думая о чем-то своем, сказал Шишкин, — если будет война, давай на нее опоздаем…
Все вдруг замолчали, и стало удивительно тихо. Каждый, наверное, думал о том, что если начнется война, то опоздавших на нее не будет.
Пора было отводить Шишкина в гостиницу. У него сегодня слишком уж много впечатлений, и я стал бояться за его эмоциональные перегрузки.
Наконец Людмила приехала.
— Завтра ты пойдешь в театр.
Это слово для Шишкина не значило ничего, и к известию он отнесся спокойно. Я купил ему билеты на все дневные спектакли ТЮЗа, сам был только на премьере, а свободное время Людмилы было нашим с ней временем. Надоело вспоминать, надоело жить прошлым, пора было что-то решать, а до моего, отъезда оставалось несколько дней.
В последнем действии пьесы она не участвовала, я зашел к ней в комнату поторопить ее. Мы должны были дождаться Шишкина и ехать втроем за город. Но она не была готова.
— Что случилось, Людмила?
Она отвернулась от зеркала и грустно взглянула на меня.
— Вот, посмотри, — встала она и сняла кофточку.
— Ну и что? — пожал я плечами. — Я всегда говорил, что у тебя великолепный загар!
— Нет, ты сюда смотри! — она показала на грудь.
Прямо над лифчиком было маленькое синее пятно.
— И здесь, — она показала плечо.
— И тут, — она повернулась спиной.
На ее туалетном столике валялся седой парик Бабы Яги и ее горбатый нос.
— Ничего не понимаю, откуда синяки?!
— Они… — голос ее дрожал. — Они… ребята… стреляют в меня из рогатки!
И тут меня осенило.
— Дуреха!! — завертел я ее. — Радоваться надо! Они же не в тебя стреляют! Они в Бабу Ягу стреляют! Это же лучшая рецензия на твои спектакли!
— Ре… цензия… — всхлипывала она, — тебе рецензия… а если в лицо попадут… или в глаз…
Приглушенно донеслись аплодисменты. Это закончился спектакль.
— А ну-ка быстрей!
Я схватил парик, надел на Людмилу, приклеил ей нос, набросил на нее черную хламиду, потащил за собой.
На сцену мы вышли вместе. В зале царил галдеж, зрители не расходились.
— Дети! — обратился я к ним. — Дети, тише!
Я выждал паузу. Из-за кулис на меня растерянно глядел режиссер. Я придал своему голосу как можно более мягкие нотки.
— Дети! — проникновенно обратился я к залу. — Кто из вас стрелял в Бабу Ягу?
Зал выжидательно молчал.
— Ну хорошо. Вот вы видите Бабу Ягу?
— Видим!! — завопил зал.
— А это вовсе и не Баба Яга!
Я снял с Людмилы парик, отцепил нос и развел руками.
— Видите, перед вами тетя. Красивая тетя?
— Красивая… — сказала маленькая девочка из первого ряда.
— А вы в нее стреляете… Нехорошо!
— Это не тетя! — вдруг крикнул кто-то, и в зале снова поднялся шум. — Это Баба Яга фокусы показывает!!
Тишину восстановить было невозможно. Когда я повернулся, чтобы проводить Людмилу за кулисы, что-то острое впилось мне под лопатку. Я понял, что это месть за разрушенную сказку.
Пришлось спуститься в зал.
— Ребята, — ходил я между рядами, — кто хочет посмотреть вблизи Кащея Бессмертного?
— Тише, ребята! Давайте договоримся. Тот, кто отдаст мне рогатку, пойдет со мной и посмотрит Кащея. А потом я рогатку верну.
— Не-е-т… — засмеялись в зале.
— Не вернете! — решительно сказал беленький мальчик с крайнего кресла.
И тут я увидел Шишкина. Он шел к беленькому мальчику. Мальчик встал. Шишкин был на голову ниже. Губы его дрожали. И поза его обычная, когда он сердит — руки в карманах, согнутые плечи, взгляд исподлобья.
— Павел никогда не обманывает! — сказал Шишкин.
Он полез в карман брюк и протянул мне свою рогатку.