Оскорбленный Карло ушел, а остальные парочки были заняты друг другом.
Я скользнула в ванную, оставшиеся таблетки растворила в шампанском, а шампанское налила в помеченный бокал. Сквозь приоткрытую дверь я видела, как Детлеф в одних трусах сидит на кровати Кориных родителей. Кора приняла бокал у меня из рук и начала вливать шампанское в Детлефа. Тот глядел по сторонам остекленелыми глазами. Тут вошла я, и мы обе разделись, сняв с себя все, кроме трусиков и бюстгальтеров. От этой картины Детлеф даже захрюкал.
– Кровь моя как пылающая лава.
Тут он завалился на бок и заснул.
Мы заперли его, а сами вышли к другим гостям, которым объяснили, что прогнали Карло и Детлефа, поскольку те слишком напились. Испуганная Грета вместе со своим дружком тоже заторопилась домой. Кузен вместе со своей девушкой перебрался в комнату Кориного брата. Принявшись за уборку, мы услышали, как громко хлопнула входная дверь – стало быть, мы остались наедине с Детлефом. Мы поспешили в родительскую спальню. Он лежал с раскрытым ртом и успокоительно храпел.
Одет Детлеф был вполне достойно, он, как и Карло, работал в банке и усвоил, что небрежность в одежде никак не способствует карьере. Так что чисто внешне мы мало что могли поставить ему в укор. Правда, он, как и его имя, был несколько пресным – волосы как у поросенка, унылое детское лицо, но такие детали, как синий перстень с печаткой и пижонские часы, побудили нас к творческим свершениям.
– Сейчас мы можем делать с ним все, что пожелаем, – шепнула Кора.
– А что мы пожелаем? – спросила я, чуть повысив голос, поскольку было совершенно ясно, что его сон похож на наркотический.
– Ну, к примеру, взять и срезать, – предложила Кора довольно громко.
Я перепугалась:
– А если он истечет кровью?
– Чушь какая! Волосы срезать.
Мы обвели комнату ищущим взором. Вообще-то мне до сих пор редко доводилось созерцать спальни взрослых. Мать у меня спала на раздвижной софе прямо в гостиной. У родственников моих или Кориных я еще видела двуспальные постели, тумбочки, платяные шкафы, но без следа эротического налета. А здесь все было по-другому. Больше всего очаровало меня постельное белье. Лично я знала белье только белое, клетчатое или в какой-нибудь скромный цветочек. А здесь на постели лежало белье из чистого шелка непривычного розового цвета, которое в приглушенном свете лампы казалось мне воплощением греха.
– Цвет до чего странный…
Кора кивнула:
– Персиковый, любимый цвет моей матери.
Щетина Детлефа плохо гармонировала с этим цветом. Круглый разинутый рот делал стажера сберкассы похожим на фарфоровую свинью-копилку, которой суют в рот сбереженные монетки. Кора достала лак для ногтей, принадлежащий ее матери и, разумеется, тоже розовый.
– Помоги мне перевернуть его на живот, – сказала она и деловито начала покрывать розовым лаком спину Детлефа.
Я тем временем перерыла карманы его блейзера и вынула бумажник. Подняв глаза, я увидела, что на спине у Детлефа уже написано: «А я…»
– Дальше что?
– Свинья, – ответила Кора.
– Не слишком оригинально.
– О'кей, пусть будет: «А я гомик». – И Кора обмакнула кисточку в лак.
– Нет, – предложила я, – лучше напиши: «А я импотент».
Сам он не может избавиться от надписи, придется ему просить кого-то другого. А всего бы лучше, чтобы он вообще ни о чем не догадался и пошел в бассейн…
Когда надпись подсохла, мы снова его перевернули на спину.
– Кора, Кора, погляди-ка, у него в бумажнике два любовных письма от двух разных женщин.
– Дай-ка сюда, я сейчас принесу их обратно. У отца есть ксерокс и поляроид.
Покуда Кора снимала копии с писем, у меня было достаточно времени, чтобы разглядеть голого Детлефа. Но когда на лестнице послышались шаги Коры, я поторопилась его укрыть.
– До того, как мы его сфотографируем, он у нас получит ногти персикового цвета на ногах и на руках.
Маникюр и педикюр в высшей степени нас удовлетворили. Под конец мы раскрасили циферблат его часов и перстень.
– Что бы еще сделать?
Кора извлекла из письменного стола папы-профессора различные штемпеля и печати, надписи на которых зачитала вслух: «Книжная бандероль», «Печатное издание», «В собственные руки», ну и так далее. Мы выбрали штемпель «Обработано» и пропечатали грудь Детлефа, на которой росли редкие волоски.
– Хорошая фотка получится, жаль только, что нельзя сразу снять и зад, и перед – чтоб можно было прочесть и «Обработано», и «импотент».
– Слушай, а давай заодно пожертвуем этой свинье-копилке серьгу в ухо.