Чтобы попасть к оставленным на обочине дороги машинам, им нужно было еще раз пересечь ручей, что поблескивал среди манговых деревьев. Стефани уже собиралась войти в ледяную воду, когда заметила, что, заботясь об удобстве юного принца и его гостей, люди из здешних племен предупредительно соорудили из крупных камней подобие переправы. Али Рахман подал ей руку, чтобы помочь перейти на другой берег.
— Осторожно, они не очень прочные…
Она вытянула вперед ногу. У чистой воды есть светоносная связь с небом, и два старых союзника подмигивали друг другу сквозь бесконечность. Но вдруг, среди этого серебристого сияния, Стефани заметила, что «импровизированный» мост широко и беззубо улыбается, и что ее нога ступила на бородатое лицо, чьи губы скривились в застывшей ухмылке…
«Мостик» был сложен из голов казненных бин-мааруф.
Какой-то миг Стефани колебалась, застыв с поднятой ногой. Принц протягивал ей руку. Казалось, что они танцуют вальс при свете луны.
— О, да и потом merde, merde и еще раз merde! — произнесла Стефани со своим лучшим французским акцентом, и с решительным отчаянием ступила на мост. Оказавшись на другой стороне, она вспомнила, что забыла сумочку, и отправилась за ней обратно.
При втором переходе она еще раз поколебалась, спрашивая себя, а не снять ли туфли, чтобы шагать по лицам босиком. Это было не столько вопросом удобства, сколько вопросом уважения к человеку. В результате она все-таки осталась в туфлях, чтобы избежать прямого контакта.
Следовало признать, что «мост» держался хорошо. Жители Хаддана всегда были хорошими строителями. Крестьянские фермы, подобные укрепленным замкам, построенные из красной глины и порой достигавшие восьми этажей, отличались прочностью, выдержавшей испытание веками, а дома в столице казались сотканными из каменных кружев, даже не скрепленных цементом.
Она взяла с собой приемник, который отлично работал в прохладном воздухе ночи, и они узнали новости об американском «боинге»: воздушные пираты удерживали его в Дубае и по-прежнему угрожали взорвать вместе со ста сорока пассажирами. Одна из террористок, родом из Южной Америки, завозилась с гранатой и случайно подорвалась. Стефани безо всякой причины вспомнила великого японского писателя Мисиму: два года тому назад он самурайским мечом сделал себе харакири, после того как японская армия не откликнулась на его призывы к мятежу и возвращению к старым японским традициям. Он был лучшим из современных японских писателей.
— Ну а чего вы хотите, таков мир! — сказала она заспанным голосом, и никогда еще она не была так близка к смирению.
30
Руссо пересекал столицу за рулем своего джипа, куря первую за долгое время по-настоящему хорошую сигару. Он еще раньше заметил, что вкус даже лучших гаванских сигар зависит от обстоятельств, в которых их курят. Нынешние обстоятельства были во всех отношениях удовлетворительными. Государственный переворот «национал-патриотов» партии Мандахара свелся к мелким беспорядкам на улицах и нескольким выстрелам: его сторонники, по-видимому, понадеялись на поддержку военных, но армия их не поддержала. Племена Раджада не всколыхнулись, и цены на товары первой необходимости вернулись к нормальному уровню. Теперь в медине можно было купить автомат «Бреда» за триста долларов, а не за пятьсот, как это было двумя днями раньше. Автономия Раджада была провозглашена в два часа ночи, и эта новость беспрерывно передавалась по «Радио Хаддан». Предполагалось создать новую федерацию эмиратов; переговоры должны были начаться незамедлительно.
Руссо поручил Стефани заботам доктора Салтера и поспешил нанести визит господину Самбро, новому председателю Совета, чтобы вручить ему портфель Берша. Его содержимое вызвало некоторые пертурбации в правительстве: министр образования и министр торговли были задержаны, затем помещены под домашний арест; чтобы разрядить обстановку им, вероятно, дадут возможность легко отделаться, назначив куда-нибудь послами. Два пехотных полка и один танковый были временно расформированы. По радио сообщали о новых выборах. Триполи и Каир прислали телеграммы с братскими поздравлениями. Телефонная и телеграфная связь были восстановлены, и уже со следующего дня возобновлялись полеты в Бейрут и Лондон. Руссо провел два часа в посольстве, уточняя некоторые детали. Ему оставалось лишь забрать паспорт Стефани, конфискованный господином Дараином.
Ему не удалось получить никаких сведений о судьбе начальника полиции. Когда несколькими часами раньше он находился у господина Самбро, тот ограничился тем, что заявил охрипшим от волнения и двух суток беспрерывных правительственных заседаний голосом, что «правосудие свершится». Тогда Руссо позволил себе замечание, оказавшееся впоследствии решающим в судьбе человека, чье умение прокладывать путь в опасных водах Персидского залива заслуживало, несмотря ни на что, некоторого восхищения. Он заметил господину Самбро, что бумаги Берша сильно компрометируют некоторых видных деятелей, но что фамилия господина Дараина в них не упоминается. Новый премьер-министр неопределенно махнул рукой, что могло означать как крайнюю усталость, так и полное безразличие ко всему, что касалось участи господина Дараина.