Восточного колорита было хоть отбавляй, и чтобы сполна насладиться его сочными красками, достаточно было не отличаться особой чувствительностью. А ведь однажды Бобо уже потребовал от нее сфотографироваться в украшенном вышивкой и страусовыми перьями муслиновом платье от Кардена на берегу Ганга, в Бенаресе, на гхатах,[8] где сжигали трупы, где в воздухе, пачкая кожу, летал пепел. Именно тогда на весь мир прогремело известие, что она разорвала контракт. Даже ради высокой моды она не могла пасть так низко.
«Контрасты всегда забавны»: Бобо исходил из этого принципа, за что его и прозвали «султаном моды». Он воспринял это настолько серьезно, что официально сменил имя на Абдул-Хамид — скромно позаимствовав его у кровавого сатрапа, свергнутого в 1909 году младотурками.
Идея отправиться в Хаддан, в котором совсем недавно произошла революция и установился демократический режим, была последним гениальным озарением «султана». Стефани сначала отказалась — отказ сопровождался отборными ругательствами, достойными включения в антологии прозы топ-моделей и модных фотографов. Приземлиться, как роскошная бабочка, там, где исстрадавшийся народ только что голыми руками и ценой тысяч жертв добыл себе свободу… Но она прервала свою бурную речь, когда заметила сверкнувшую в глазах «Абдул-Хамида» искорку удовольствия: унижать других было для этого неисправимого мазохиста одним из любимых удовольствий…
Он был одним из тех благословенных богами созданий, которые любят страдать и при этом уверены, что будут вознаграждены уже на этом свете. Жирный, коротконогий и округлый — густые вьющиеся волосы, толстые щеки, губы вызывают смутно-непристойные ассоциации, пухлые руки торчат из рубашек какого-то младенческого покроя — он смотрел на вас сквозь очки тревожными глазами, которые, казалось, открывались не в мир, а во внутренние трагические глубины.
— Дорогуша, о Хаддане сейчас говорит весь мир. Они там только что открыли для себя демократию. Пражскую весну я пропустил, не хочу пропустить еще и хадданскую. Мы снимем всю коллекцию на фоне пораженного счастьем народа… Ты не можешь отказаться. Ты не можешь так со мной поступить.
— Да пошел ты. Не поеду я в Хаддан.
Бобо одарил ее одной из своих обаятельных улыбок тучного херувима и ничего не сказал. На следующее утро в пентхаузе Стефани — две прекрасные комнаты с террасой, откуда открывался вид на вавилонские крыши Манхеттена до самой статуи Свободы — уже звонил телефон. Это был господин Самбро, министр иностранных дел республики Хаддан, прибывший в Нью-Йорк для участия в заседании Ассамблеи ООН: не согласится ли она доставить ему удовольствие и отобедать с ним в ресторане ООН?
Стефани согласилась. Ее всегда неудержимо влекла к себе Организация Объединенных Наций: она сияла в ее глазах слабым, но волнующим отблеском любви между народами и мира во всем мире. В двадцать лет ей повезло устроиться экскурсоводом по штаб-квартире ООН, и в течение целого лета она бегала по этим величественным зданиям во главе стада туристов. Позднее ей как-то раз довелось сниматься на фоне небоскреба и леса флагов ста семидесяти стран-членов организации в обществе нескольких африканских делегатов, облаченных в колоритные национальные одежды. Некоторые из этих Превосходительств представляли страны, находившиеся в открытом конфликте между собой, и все же соглашались вместе, по-братски позировать рядом с ней. В общем, и она внесла свой вклад в дело мира. Бобо даже удалось провести ее на заседание Совета Безопасности и сфотографировать в классическом костюме от Шанель в самый драматический момент дебатов между Индией и Пакистаном из-за войны в Бангладеш.
У Его Превосходительства господина Самбро была очень темная кожа и большие очки в черепаховой оправе; он был невысокий, проворный, разговорчивый — из тех людей, что прячут свою робость и нервозность за потоком слов.
— Мисс Хедрикс, я прошу вас пересмотреть свое решение. Мы гарантируем вам полную безопасность. Вам ничего не угрожает… Позволю заметить, что ни один иностранец не пострадал от революции. Мы со всей ответственностью отнеслись к их безопасности и к сохранности их имущества. Поэтому ни один иностранный гражданин, проживающий в нашей стране, не выразил пожелания уехать. Хаддан — очень гостеприимная страна. Мы даже не национализировали иностранные фирмы, мы всего лишь пересмотрели контракты. Нас бессовестно эксплуатировали… Вам абсолютно нечего бояться.