Гость прошел прямиком к палатке, где жили готовившиеся к вступлению в Пальмах новобранцы, представился командиру, и они вместе деловито направились в сторону столярной мастерской. Там их уже ждали доски, гвозди, сетки, раздраженный и ворчливый столяр и рабочие инструменты. В каждом кибуце была тогда своя столярная мастерская, и в каждой был свой раздраженный и ворчливый столяр, и каждый такой столяр, когда его просили что-нибудь сделать, даже прибавляя, что это важно для «государства в пути»[21] или для близкой войны, раздражался и ворчал еще больше прежнего. Но этот гость уже привык к сварливым столярам, знал их повадки, привычки и характер и хорошо умел продлевать их терпение. Он показал столяру «крайне секретные» чертежи. Он сказал ему шепотом: «Держать в строгой тайне!» Он размахивал руками — веснушчатыми, объясняющими, упрашивающими. А главное — он задавал вопросы, которые создавали у собеседника впечатление, что гость не приказывает, а просит совета.
Они вдвоем начали трудиться над чем-то, что вначале казалось огромным ящиком или просторной будкой, внутри которой человек мог бы свободно поворачиваться, выпрямившись во весь рост и с расставленными руками, а в стенах были прорезаны отверстия разной высоты и ширины. Вскоре там появились также внутренние отделения, и наружные полки, и зарешеченные окна с деревянными козырьками, и сетчатая дверь, а за ней — сплошная дверь, из досок.
Два дня подряд из столярной доносились звонкие удары молотка, стонущие взвизги пилы и отголоски шумных споров и указаний, отдаваемых на идише, немецком и иврите. А на третий день командир Пальмаха прислал несколько своих парней, которые погрузили зарешеченную будку на тележку, дотащили ее до детского живого уголка и установили там лицом к востоку. Гость проверил, не торчит ли внутри какой нибудь гвоздь или щепка, и, успокоившись, сказал: «Хорошо» — и повторил: «Очень хорошо», а потом приподнял крышку своей корзинки и достал из нее голубя. Голубь как голубь, похожий на тысячи других, но с широкими плечами, коротким хвостом и светлой припухлостью в том месте, где клюв переходит в голову. Гость посадил его в будку, и все поняли, что речь идет о голубятне, но не поняли, зачем она построена и почему там поселили только одного голубя, в полном одиночестве.
Гость поднес своему голубю мисочку с водой и немного зерен, а сам пошел в кибуцную столовую, но не ел там всерьез, как все, а сначала немного поклевал из своей тарелки, а потом начал макать бесконечное количество бисквитов в бесконечное количество чашек чая с лимоном. Множество глаз следило за этим представлением, которое прервалось, только когда к его столу подошла тетя Малыша.
— Здравствуйте, доктор, — сказала она и добавила: — Как поживаете? — а потом попросила его зайти в коровник, посмотреть умирающего теленка.
Так все узнали то, что раньше знала только тетя-коровница, — что это не просто какой-то рыжий тип, который строит голубятни и сажает в них одного-единственного голубя, а ветеринар. И не просто какой-нибудь деревенский врачеватель-самоучка из Менахемии или Цемаха, а настоящий, дипломированный врач! Гость осмотрел теленка, нашел все нужные ему для лечения вещества у скотницы, санитарки, кладовщицы и в кухне детского дома, приготовил из них тепловатую и вонючую жидкость и напоил ею теленка прямо из ведра, а потом пошел в отведенную ему комнату, и ночные сторожа рассказывали, что его окно светилось до самой зари.
На рассвете гость вышел из своей комнаты, поспешно прошел в коровник, несколько раз напоил больного теленка лекарством, которое смешал для него накануне, и сказал ему: «Терпение, товарищ теленок, еще немного, и ты выздоровеешь и забудешь, что болел». Оттуда он понесся, размахивая длинными руками, в свою голубятню, вынул из кармана рубашки записную книжку, записал что-то на тоненьком листочке, вырвал его, скатал и вложил в маленький футляр, который вытащил из кармана брюк. Потом взял голубя, прикрепил футляр к его ножке и запустил птицу в небо.
Что-то приятное и успокаивающее было в широком взмахе этих рук, запускающих голубя, взмахе, который сочетал в себе и дарование свободы, и передачу силы, и прощальное напутствие, а также легкую зависть. Каждый, кто стоял там в этот момент, был тронут до глубины души. Все взгляды провожали голубя, пока он не исчез вдали. И сам ветеринар тоже был взволнован, хотя уже запустил тысячи голубей с тех пор, как был мальчиком в Кёльне, что в Германии, — том городе, в котором он родился и вырос и где запустил своего первого голубя.
21