- Ну, не дальняя родня-то. Ну, обнаружили, - сказать было и нечего.
Дедушка из внутреннего кармана пиджака,- того самого пиджака, в котором его похоронили, - достал свою любимую флягу с гравировкай, подаренную ему бабушкой на юбилей. Слегка поморщившись, он сделал большой глоток. Лицо деда слегка покраснело, но выражало на себе блаженство от принятой дозы этилового спирта.
- Как бабушка? - спросил я, протягивая руку к фляге.
- Хорошо она, не переживай, - ответил дедушка, прикладываясь в очередной раз.
- Дай глотнуть-то, - по-товарищетски попросил я.
- Да полно тебе, не нужно этого, - с усмешкой ответил мне совершенно другой голос, - моложе, более резкий.
Напротив меня сидел уже совсем не дедушка. То был малыш Кертис Миллер. Выглядел он точно так же, как и лет десять назад - торчащие иглами волосы, рваные джинсы, сигарета в зубах.
- Дружище! Как ты?! - внутри меня сливались и боль утраты, и бесконечная радость.
- Как видишь, - развел руками Кертис.
- Прости меня, брат...
- Ну вот это уж не знаю, - заигрывая, как он всегда любил, протянул он, - Ты приходи как-нибудь, поговорим за жизнь.
- Я скоро умру, да? - меня охватывала паника.
- Не знаю, - беззаботно отвечал он.
- Почему ты здесь?
- А разве ты меня не звал? - ответила Сиерра, сидящая подле меня на месте, где секунду назад был Кертис.
- Звал, конечно, ангел мой, где ты была?
- Я всегда была рядом, глупенький мой, - смеялась она в то время, когда из моих глаз лились лезы.
- Не бросай меня больше, не уходи, - молил я.
- Поздно, Джек. Уже слишком поздно. Нам всем пора уходить, и тебе, и мне. Но это ничего. Все хорошо будет, - она гладила меня по голове своей холодной призрачной рукой. Я цеплялся за ощущения, в надежде, что они не закончатся.
- Не бросай меня, - говорил я сквозь слезы.
Сиерра смотрела на меня, словно заглядывая прямо в душу и вытягивая из нее тонкие невесомые ниточки, которые лезвием оставляли свои следы внутри меня.
- Не бросай, не уходи, не надо, - повторял я, подобно заклинанию, а тем временем образ Сиерры постепенно растворялся в воздухе.
- За что ты так со мной?! Останься! - пытался я ухватиться за нее руками, - Не бросай, не бросай, не бросай меня.
***
- Я ведь так сильно любил ее, понимаете, так сильно..., - Бобб и Катрин сидели напротив и снисходительно слушали, - Такого не бывает, нельзя так любить. Вот знаете, не верю, что кто-либо из вас испытывает подобное друг к другу: чтоб ноги целовать, стоять на коленях ради одной улыбки, чтобы всего-всего себя отдвать. Нет, вы так не умеете. - мне оставалось лишь разводить руками, глядя на эту парочку, которая не вызывала внутри ничего кроме раздражения.
Голубки сидели рядом, соприкасаясь бедрами и держась за руки. В глазах Катрин читалась потребительская удовлетворенность, - она являлась полноправным обладателем желанного объекта. Бобби выглядел совершенно иначе, чем я знал и помнил его все предыдущие годы: опрятный внешний вид, чистая рубашка, причесанные волосы, начищенные ботинки. Даже взгляд некогда лучшего друга поменялся, но охарактеризовать этот новый взгляд у меня не получалось. Говоря короче, рядом сидели совершенно чужие мне люди. Было горько и обидно от осознания этого факта, хотелось дать друзьям второй шанс, но какая-то неведомая сила решительно вычеркивала их из моей души.
- Дорогой, ты очень расстроен, мы понимаем, - сладеньким голоском запела девушка совсем еще недавно лучшего друга,- Но знай, все это пройдет. Пусть ты и не веришь сейчас в лучшее, но непременно все пойдет на лад. Мы рядом, мы тебя не оставим и всегда прийдем на помощь. Нужно тебе что нибудь? Ты скажи только.
- Мне нужна Сиерра, - ответил я, не задумываясь ни на секунду.
Мои посетители переглянулись, на их лицах отражались снисходительность, озадаченносить и тревога. Катрин покровительственно кивнула Бобби.
- Джек, есть вещи возможные и невозможные, реальные и нереальные, - начала из далека Катрин, - Но принятие настоящего, действительного неизбежно, рано или поздно. И чем раньше мы принимаем все таким, каким оно и является, тем проще для нас самих.
- Мне нужна Сиерра, - настойчиво повторил я, - Сиерра, - произнес я ее имя в третий раз, для большей убедительности.
Слова подействовали как заклинание, в дверях показалась хрупкая фигурка высокой девочки с пепельными волосами. Родные зеленые глаза смотрели мне в душу, успокаивая ее тем самым, а самая прекрасная на свете улыбка заставила забыть обо всем.
- Девочка моя, ангел мой, - шептал я, протягиваяк ней руки.
- Опять звал меня, глупенький,- заметила она, - Что же тебе спокойно не живется?