- Простите, в каком музее?
- В Ташкенте. Я там был у друзей. Сам я родом из Самарканда, а детство и юность провёл Бухаре, - Сабир говорил не очень охотно, видимо разговор стал ему не совсем приятен. - Экскурсовод говорила, что чаша уникальна, вот я и удивился, увидев её здесь...
- Она действительно уникальна, хотя мало кто об этом знает, - согласился Ахмет. - Но я вас успокою. Эта чаша - подделка. Точнее новодел, который мне подарили друзья в память о той экспедиции академика Ниязова. Копия уникальной находки.
- А как тщательно сделана... - по-восточному поцокал языком Сабир. - Я действительно думал, что она подлинная...
- Испытывали технологию искусственного состаривания, чтобы делать аутентичные копии для музеев.
- Ну, если вы ничего не можете сказать про корабль, то приношу извинения за беспокойство...
- Сабир!
- Да, Ахмет Исмаилович... - обеспокоено оглянулся гость.
- А кто вам рекомендовал обратиться ко мне?
- Ваша внучка Гюльнара, - вежливо улыбнулся Сабир.
- Гулька ушат от плоскодонки не отличит...
- Но право же, Ахмет...
- Много здесь охотников за древностями, Сабир. Так что уж извиняйте, но приходится, так сказать, бдить...
Сабир ещё раз вежливо откланялся и вышел.
- Вынесло наконец... Принесла ж нелёгкая...
- Деда, ничего он меня не спрашивал, врёт, зараза! - Гулька высунулась из комнаты.
- А тебе, Гулька, не стыдно подслушивать и про взрослого человека так рассуждать?
- Дед, я уже сама взрослая!
- Семнадцать лет ещё не взрослость, - изрёк Ахмет.
- А потом он тебе говорит, что из Бухары. А мне сказал, что из Индии, из Мумбаи!
- Ему смотри не ляпни про это! Такие прохвосты как он... - Ахмет сплюнул.
- Что случилось, дедуль? - забеспокоилась Гуля.
- Да ничего, внученька. Скользкий тип этот Сабир. Рассыпается в любезностях, а у самого глазки бегают, как у торговки на базаре.
Ахмет действительно был обеспокоен. Сабир не просто так появился здесь. И свёл знакомство с ним. К тому же Гуля видела его с Широй и Крутилиным. Что-то он здесь ищет. И не для себя, кто-то направляет его, даёт информацию. И ищет в бухте. Поэтому и беспокоился Ахмет. За ребятишек беспокоился. Ведь глупые ещё они, а такие как Сабир... От таких можно ждать всё, что угодно. Может и ищет этот «археолог» как раз то, что нашли ребятишки.
«А ведь ты, Сабир, хорошо разбираешься в археологии. Знаешь. Недаром сразу определил, что чаша подлинная. Не поверил в мой рассказ. Хм... И кто же тебе сказал про чашу? В Ташкенте ты её видеть не мог - она хранится в запасниках. Фархад сам мне говорил об этом. Да и в музеях в Москве и Дели её показывает в числе прочих находок, особо не выделяя. Просто стеклянная ритуальная чаша весьма высоко качества изготовления. А ты, Сабир, знаешь о её уникальности...» - мысленно ведя диалог, Ахмет взял в руки зелёный стеклянный сосуд.
Мало кто знал, что чаш было две. Одну из них Ахмету подарили ребята-кружковцы: Тёма, Юра и Женя, вернувшись из своей первой экспедиции. Это действительно была искусная копия. Но она хранилась на квартире Ахмета, в Севастополе. А хранившаяся здесь чаша была подлинной. Но к экспедиции академика Алишера Ниязова никакого отношения не имела. Это чаша была всё, что осталось от Мансура Юсуфова, его двоюродного прадеда-археолога.
Ахмет включил лампу и присел к столу. Чаша засверкала зелёными бликами. Да... Мансур привёз её из своей последней экспедиции. С верховьев Зеравшана. Оттуда, где столетие спустя такие же ритуальные чаши раскопали его ребята. Он вспомнил рассказ матери.
Мансур тогда приехал домой весьма довольный результатами. И тут же поехал с другом, геологом Игорем Ишимовым, в Южную Сибирь, отдохнуть... Никто не знал тогда, что поездка закончится трагедией - самолёт, на котором летели Игорь с семьёй и Мансур, разобьётся в грозу. И все погибнут... А Мансур подарил чашу (про её уникальность тогда никто и не догадался) любимым младшим сестрёнкам: Малике, Хадижат и Зебо. Сам-то он, разведясь с Гюльнарой больше не женился. А после трагедии, Хадижат и Малика оставили чашу младшенькой Зебо, больше всего любившей брата. И с тех пор повелось в их семье, что чаша передавалась младшему. От Зебо она попала к её младшему сыну Мухтарбеку, а потом и к его дочери Айгуль, матери Ахмета, вышедшей замуж за геолога из Крыма Исмаила Гарифуллина.
«От кого же Сабир мог узнать о чаше? - Ахмет потёр подбородок. - Возможно, что тот же человек и организовал поиски... Кто?»
Про уникальность чаши знали сам академик Ниязов и его помощники: Станислав Заславский и Фархад Рустамов. Знали также и те, кто проводил первичное исследование находки ещё в поле: Сергей Копёнки и это доцент... Звягинцев или Звонарёв... Ахмет не помнил точно фамилии. И, конечно, его ребята. На «засекречивании» чаши зачем-то настаивали этот Звонарёв и Заславский. Чтобы «не будоражить общественность раньше времени». Раньше какого времени? Сам Ниязов и Фархад были против. Оба довольно скептически относились к «запретной» археологии. А Фархад откровенно насмехался над «старыми перестраховщиками», будучи сторонником смелых и неординарных гипотез. Его ребятам, кстати, о чаше рассказал как раз Фархад. Сабир мог узнать о чаше от любого из них.