Пока мы ехали, местность заметно изменилась. У города Хомса красноватые распаханные поля пестрели всходами полбы и бобов, дальше скудную зелень сменили серые верблюжьи колючки, а теперь все чаще попадаются глыбы камней, невысокие лиловые скалы.
Автобус понемногу пустеет — до Пальмиры едут всего несколько человек. Но в Тифоре появился новый пассажир, офицер с тремя звездочками на узких полевых погонах — капитан сирийской армии. О, да это же старый знакомый — Сугейль Субхи!
Сугейль молод — ему нет и тридцати, всегда подтянут, аккуратен, пользуется любовью солдат, не кичится своим званием. Вот и сейчас запросто сел в «демократический» автобус, на что не решился бы иной офицер старой школы.
— Здравствуйте, Микаиль! Снова в Тадмор?
— Снова. И вы тоже?
Занятые разговорами, мы не заметили, как наш автобус, резко свернув, въехал в пальмирский оазис.
…Долго, с большими трудностями добирались в семнадцатом веке до Пальмиры первые европейцы, которым приписывается честь ее открытия, — итальянец Пьетро делла Вале и другие. Им просто не поверили, решили, что померещилось. Этакий город в богом забытой Сирийской пустыне? Конечно, померещилось… Столетие спустя художник Вуд привез в Англию рисунки, сделанные в Пальмире. Кстати, если судить по гравюрам Вуда, то Пальмира за два века почти не изменилась. С опубликованием гравюр началась мода на ее посещения.
Появились путевые очерки, подробные описания древнего города. Среди авторов была и русская путешественница Лидия Пашкова, напечатавшая очерк во французском журнале. Самую интересную, пожалуй, находку того времени сделал тоже наш земляк — петербуржец С. С. Абамелек-Лазарев. Он обнаружил и опубликовал греко-арамейскую надпись с подробным изложением таможенных правил — так называемый «Пальмирский тариф». Ее и сегодня можно видеть в Эрмитаже.
Автобус остановился. Пальмира!
Английский пастор, добравшийся в свое время до нее, пал на колени, благодаря небо за явленное ему великое чудо. Французский архитектор прослезился и потом охотно рассказывал всем о своих слезах. Наш соотечественник С. С. Абамелек-Лазарев при виде Пальмиры воскликнул: «О, не сон ли это?»
Все они пускались в дорогу, напутствуемые благословениями, сказками о неведомых чудесах, предостережениями о возможных опасностях. Нас же провожают веселыми шутками, снабжают обильной информацией, красочными путеводителями. Приехав в Пальмиру первый раз, я знал заранее, что можно увидеть, на что смотреть, был, так сказать, подготовлен к встрече и потому почти лишен права удивляться.
Но все вышло по-иному. Оказалось, что к Пальмире подготовиться нельзя. Есть красота тихая — на нее надо настроиться, надо приметить ее, не пропустить. Есть пышная красота — она бросается в глаза, ослепляет своим великолепием, но быстро утомляет. И есть, наконец, красота естественная — мимо нее не пройдешь, примешь ее душою и никогда не устанешь любоваться ею.
Пальмира естественна, она как бы продолжает окружающую вас природу. Из желтого песка долины, обрамленной лиловыми холмами, поднимаются «рощи» колонн с капителями — кудрявыми, словно кроны пальм. На золотистых, нагретых солнцем стенах высечены кисти винограда, листья, верблюды, орлы. Пальмира создана не только зодчими и каменщиками, но и горами, пустыней, солнцем, ветром, зимним дождем.
Не в пример другим дожившим до нашего времени городам древности она сохранилась не перестроенной, не заслоненной позднейшими наслоениями. Да, история знает такие грустные парадоксы: Помпею сохранила нам вулканическая лава, Пальмиру — человеческое забвение. Она была брошена, оставлена людьми и уснула на века.
Но почему этот огромный и сказочно красивый город возник в пустынной глуши, далеко от рек и морских берегов?
Все началось с Эфки — подземного источника с тепловатой водой, отдающей серой. Отчаянные странники, чаще всего купцы, устраивали здесь привал, поили верблюдов, коней и ослов, разбивали на ночь шатры. Со временем у источника возник перевалочный пункт, бойкий перекресток купли-продажи, вырос город таможен, постоялых дворов и харчевен, город коновалов, разносчиков, бродяг, воинов, менял, проституток, жрецов самых разных божеств, лекарей, беглых невольников, зодчих, мастеров всех профессий, соглядатаев. Древнейшие упоминания о городе относятся к первой половине второго тысячелетия до нашей эры, а наивысшего расцвета он достиг к первому — третьему векам нашего летосчисления.
Здесь продавали людей — рабов и рабынь — из Малой Азии и Египта. Высоко ценилась шерсть, крашенная пурпуром; поставщики утверждали, что по сравнению с пальмирскими другие пурпурные ткани кажутся блеклыми, словно они посыпаны пеплом. Из Аравии и Индии везли пряности и ароматические вещества. Помните — у Шекспира: «Все ароматы Аравии…»? Постоянным спросом пользовались вино, соль, обувь, сбруя, солома.