Тогда я сама решила хлопотать по этому делу и написала в Нью-Йорк одной хорошей моей знакомой, чтобы она навела справку, где находится старик Четуинд и куда девалась его замужняя дочь. Вот что она мне ответила: «Из местных газет видно, что м-р Четуинд уехал в Европу несколько лет тому назад, а о дочери его Джэн нет ни слуху ни духу».
Почему Джэн до сих пор не пишет мне — этого я не понимаю. Есть еще одно обстоятельство, которое меня сильно волнует, хотя другим оно может показаться пустяком. Дело вот в чем: когда мы были еще девочками в пансионе, я заказала для Джэн ко дню ее рождения хорошенький ящичек с изящным эмалированным букетом цветов из анютиных глазок и незабудок сверху, а на внутренней стороне крышки были написаны поздравительные стихи моего сочинения с вензелем Джэн над ними. В прошлом году я приехала к моей постоянной модистке: выбираю себе разные вещи, и вдруг меня бросило в жар: «Откуда у вас этот ящичек?» — спросила я, указывая ей на изящную вещь — «Одна моя знакомая принесла его ко мне и просила продать поскорее, — ответила модистка, — фамилия ее Жо- зен, живет она на улице «Добрых детей»; за этот ящичек я бы взяла 25 долларов». Я сейчас же заплатила эти деньги, спрятала дорогой ящичек в карман и, записав адрес Жозен, уехала домой. Я поехала на улицу «Добрых детей»; спрашиваю: где такая-то Жозен? «Опоздали, сударыня, — вежливо ответил мне испанец из табачной лавки, — правда, Жозен жила здесь, но вчера ночью выехала со всеми своими пожитками, а куда — неизвестно». И действительно, сколько ее ни разыскивали — она точно в воду канула. Очень может быть, что мой ящичек был украден в Техасе или Нью-Йорке и привезен сюда для продажи. Я была очень счастлива, что мне удалось случайно вернуть вещь, принадлежащую Джэн.
Все время, пока мадам Ланье рассказывала о своей подруге, Артур Менар не спускал с нее глаз и, очевидно, находился в сильном волнении. Мадам Ланье вопросительно взглядывала иногда на своего собеседника, ожидая, что он ее перебьет, но он молчал.
— Я передала тебе, Арчи, все, что знала, — заключила она, — теперь очередь за тобой.
— Как я был глуп! — вскрикнул Артур, вскакивая с места и принимаясь бегать взад и вперед по комнате — Вы мне рассказали много любопытного, но знайте и то, что в эту тайну посвящены не вы одни. Я узнал чуть ли не больше еще об общем нашем деле.
— Каким образом, Арчи? Что ты узнал? Умоляю тебя, расскажи подробно все. Ты себе представить не можешь, с каким волнением я жду новых вестей о судьбе Джэн Черчилль.
— Не будь я таким болваном, идиотом, ослом, будь у меня хоть капля мозга в голове, я бы давным-давно сам привез к вам в дом м-с Черчилль и ее прелестную девочку! А я-то что сделал? Отправил мать и дочь в Грэтну без провожатого, когда на дворе было уже совсем почти темно, когда я знал, что мать больна! Что я наделал?..
— Арчи, Арчи! — воскликнула мадам Ланье. — Говори скорее, когда именно это случилось? Куда делась Джэн Черчилль со своим ребенком?
— Ничего не могу сказать! Я теперь точно так же растерян, как и вы! Впрочем, надо вам все рассказать по порядку…
И Артур стал подробно описывать свою встречу в вагоне железной дороги с м-с Черчилль и ее дочерью, как он подарил девочке свою голубую цаплю и как простился с ними на станции Грэтна, а сам поехал дальше, в Нью-Йорк.
— О, Арчи! — воскликнула мадам Ланье. — Как это ты не догадался проводить их из Грэтны на паром и привезти прямо к нам? Ведь у Джэн, кроме меня, никаких не было знакомых в Нью-Йорке. Каково было ей, больной, идти ночью по неизвестной дороге! Ну что бы тебе стоило пригласить ее прямо к нам?
— М-с Черчилль ни разу не упомянула о вас. Могло ли мне прийти в голову, что вы с нею так дружны и что она едет именно к вам? А навязываться с услугами незнакомой даме мне показалось просто неловко.
— Но отчего же на другой день она ко мне не приехала?
— Дайте мне договорить до конца, и тогда мы вместе решим этот вопрос. Проводив м-с Черчилль с девочкой, я долго стоял на платформе поезда и следил за ними. Сначала они кланялись мне издали с улыбкой, потом стали спускаться с горы к парому, и в это время наш поезд полетел дальше. Я сел на свое прежнее место в вагоне, задумался. Вдруг на том диване, где сидела девочка, я увидал книгу в переплете из красной русской кожи, с серебряными застежками и с монограммой «J.C.». Это была книга ехавшей со мной больной дамы. Рядом с книжкой я нашел фотографическую фамильную карточку.
— Так и есть! — сказала мадам Ланье. — Это была книга моей дорогой Джэн. Но отчего с тех пор она ни разу не заглянула ко мне? Куда она делась?