А потом был тот день, который дал основание матери заявить, что ее сын Юрий родился во второй раз…
Случилось это 20 июля 1973 года в обычном учебном полете. Всего за месяц с небольшим до выпускных экзаменов мы, курсанты, отрабатывали групповую слетанность. Я шел ведущим. Погода стояла по-настоящему летная. Сияло солнце. Выцветшее небо казалось бездонным. Самолет послушно отзывался на мои команды. На душе было легко и радостно.
И вдруг… заглох двигатель. Скорость стала падать. Близко от потерявшей скорость машины проскочил ведомый. Мой самолет попал в спутную струю и закрутил бочку. Попытался запустить двигатель. Ничего не получилось. Потянулся к ручке сброса фонаря и в этот момент почувствовал, что самолет стало меньше крутить. «А может, все-таки посажу», — успокаивал я себя, когда ощутил в ручке управления ее привычную упругость. А затем наступил тот критический момент, когда самолет, потеряв скорость, вошел в штопор… Я принял меры, чтобы вывести машину из штопора. Вскоре беспорядочное вращение самолета прекратилось. Скорость возрастала. Стремительно надвигалась земля. Требовалось вывести машину из крутого пикирования…
Но меня ждало еще одно испытание. Я, видимо, резко изменил режим полета… Самолет начало трясти. Пришлось выходить из пикирования, но уже в более плавном темпе. Чуть было не крикнул «Ура!», когда истребитель опять стал управляемым. Он уже не падал беспорядочно, а быстро снижался.
«Куда же садиться?» Впереди по курсу маячили какие-то постройки. Слева вздымалась заводская труба. Справа — зеленые квадраты полей. Отвернул машину на этот зеленый массив.
Шасси убрано, тормозные щитки гасят скорость снижения… Словом, все готово, чтобы сделать посадку на «пузо». Как когда-то лес гасил скорость подбитого отцовского «ила», так сейчас густая, в человеческий рост, кукуруза, гасила скорость моего «мига».
С момента, когда заглох двигатель, и до вынужденной посадки прошло менее минуты. А показалось мне, что находился я в воздухе многие часы. Этот полет не только оставил в моем сознании ощущение реальной опасности, но и по-новому заставил взглянуть на окружающий мир. До сих пор в памяти остались какие-то необъяснимые ощущения бытия. И запах знойного поля. Особенный, ни с чем не сравнимый.
Еще раз я зашел к Кожушкиным в гостиницу, когда они уже собирались домой. Николай Алексеевич с Искрой Петровной уезжали к себе в Гомель, где Кожушкин-старший после увольнения в запас многие годы возглавляет один из районных комитетов ДОСААФ. Лейтенанта Юрия Кожушкина ждали в Н-ской истребительной авиационной части. Там у него дела идут неплохо. Недавно повысил свою квалификацию: прикрепил к тужурке первым среди сверстников значок военного летчика третьего класса. Сделал первый шар на пути к большому летному мастерству.
…Я покидаю гостиницу и людей, к судьбам которых прикоснулся. И еще долго буду ворошить в памяти все детали и эпизоды из жизни Кожушкиных.
В нашей армии немало фамильных профессий, немало военных династий. Летчики Кожушкины — тому подтверждение. И в этом, как в капле воды, видится преемственность поколений, неодолимая тяга сыновей походить во всем лучшем на своих отцов.
В СТЕПИ ЗА БАЙКАЛОМ
Трудно сказать, какой бог и в какое время наделял здешних людей землей, одно бесспорно: обошелся он с ними немилостиво. Второй час летели мы на вертолете, а под нами, как в замедленных кинокадрах, все плыла и плыла выжженная солнцем степь. Ни кустика, ни деревца. Вспомнилась шутка, услышанная уже на забайкальской земле. Молодого, только что прибывшего сюда офицера, ошеломленного беспредельным простором и обжигающим солнцем, успокаивает командир подразделения: «Служба, конечно, здесь не мед. Но зато какой пляж! Вот только от моря далековато…»
Люди в погонах обжились на этом «пляже». И надо сказать, основательно. Построили казармы, жилые городки, парки для боевой техники. Пробурили скважины, достали из толщи земли живительную влагу. В домах и столовых в достатке холодной и горячей воды. Больше того, рядом с проходной — плавательный бассейн. Настоящий, закрытый, со сменяемой и подогреваемой водой, с тумбами и вышками для прыжков, с душевыми установками. А гарнизонный Дом офицеров? Словно корабль плывет в степи…
Все это увидели позже, а пока внимали рассказам своего попутчика — генерала, старожила здешних мест. Почти десять лет служит он в этом краю. Не только привык к нему, но и проникся неподдельной любовью. Только он мог так, со знанием дела и романтической приподнятостью, рассказывать о тысячных табунах лошадей, несметных отарах овец, стадах крупного рогатого скота. Это он поведал нам о степных травах, которые в отличие от всех других трав содержат в себе все необходимые витаминозные и прочие компоненты… Чувствовалось, что в здешнем краю генерал был не только старшим воинским начальником, но и хорошим знатоком местных обычаев, рачительным хозяином.