«Эх Ленька, Ленька! — продолжал терзаться Владимир Кононович. — Хороший ты парень, добрый. Но сколько хлопот ты нам с матерью доставил, пока повзрослел».
Поравнявшись с аллеей, где рядочком выстроились голубые ели, Владимир Кононович замедлил шаг. Стал присматриваться к третьему с правого фланга деревцу.
За минувшее лето голубая ель заметно подросла. И все же своим ростом нарушала общий ранжир. Эти экзотические деревья были посажены в разное время. Своим зеленым нарядом они напоминали солдатский строй. По счету их было шесть. Шесть командиров сменилось за послевоенные годы в части. Уходя в запас или на повышение, они и высаживали каждый по деревцу. Так и появилась в городке «командирская» аллея. Пожалуй, дольше всех служил в части полковник Гургенян. Без малого семь лет. Третья елка справа, но не эта, а совсем другая, и была посажена его руками в ту осень, когда он уходил в управление связи.
И давняя, уже остывшая боль отозвалась в сердце Владимира Кононовича. Лет пять, а может, и все шесть назад в гарнизоне произошло ЧП. Происшествие в общем-то ординарное, но так и осталось оно для всех загадкой. Кроме трех человек…
И снова перед глазами Харченко, как в калейдоскопе, отчетливо всплыло прошлое. Оно, как и настоящее, всегда с ним, в его памяти. Может, и хотел бы уйти от него Харченко, да разве уйдешь?
…Последними тогда из клуба в новогоднюю ночь возвращались полковник Кротков и секретарь парткома подполковник Сиротинин. Их жены ушли вперед. По тропке среди сугробов свернули к «командирской» аллее. Тут они и обнаружили, что одна голубая ель стоит без макушки.
«Ну дела!» — сказал новый командир. А через день во время утреннего развода, прохаживаясь по скрипучему снегу впереди строя, безучастным голосом заключил:
— Расследование проводить не будем. Да и не хочется мне новый год начинать с взыскания. Надеюсь, совесть у человека, сделавшего такое, заговорит. Одна просьба, если хотите, приказ: весной, как сойдет снег, чтобы голубая ель была посажена.
И все. И больше ни слова. И эта мера нового командира большинству понравилась. Хотя были и такие, кто думал: «Как бы не так. Держи карман шире. Посадит. Время простаков минуло».
В тот же день за ужином, когда семейство оказалось в полном сборе, Владимир Кононович и обронил наболевшее за день:
— Какой-то мерзавец в городке голубую ель срезал. Гургеняновскую…
Лешка, старший сын, чуть было не поперхнулся супом. И если бы тогда обратили внимание, то заметили наверняка, как у него загорелись уши, как он виновато уставился в свою тарелку. Но никому в голову не пришло, что рядом со всеми за столом сидел «злоумышленник».
Потом в суматохе дел этот случай как-то забылся. И лишь некоторое время спустя, где-то уже к весне, Ленька, возвратившись из техникума, несмело потоптался рядом с отцом, спросил:
— Скажи, папа, сколько стоит голубая ель? Ну такая, какую тогда срезали?..
Владимир Кононович взглянул на сына и даже не узнал его. Побледнел, осунулся. В глазах лихорадочный блеск. Тогда у него впервые мелькнула догадка: «Ленька, сын лучшего в части старшины, преподнес гарнизону, и в первую очередь ему с Аннушкой, такой сюрприз. Так вот, оказывается, куда идут деньги, которые мать аккуратно дает Леньке на обед!»
Харченко положил свою натруженную руку на плечо Леньке и почувствовал, как тот вздрогнул исхудавшим телом. Он словно бы приготовился к удару, который последует за этим прикосновением. Но Владимир Кононович никогда не поднимал руку на сына и жене запрещал делать это. Да и не мог он, Харченко, поднять руку на чужого сына.
Ленька приходился ему не родным сыном, пасынком. И фамилию носил не отца, а матери — Карпов. В тот вечер узнал Владимир Кононович историю с голубой елью.
С шестого класса Ленька Карпов и его закадычный друг Колька Злобин, сын полкового фельдшера, по уши влюбились в Лиду Симкину — свою одноклассницу. А она никому из них предпочтения не отдавала. Вот ребята и старались друг друга перещеголять в удали. То цветы в привокзальном сквере для нее оборвут. То еще какой-нибудь номер отколют. И все это с вызовом: «Смотри, мол, какие мы ловкие, делай выбор, решай скорее».
А потом и случилось то, что всколыхнуло гарнизон. Родители Лиды уехали под Новый год в санаторий. Осталась она с бабушкой. За день до Нового года после уроков Лида сказала своим поклонникам: