Степан молчал.
— Не понятно? — забеспокоился Алеша. — Ну я тебе своими словами объясню. Видал, на «Тракторстрой» едут? Вот. Мелкие крестьянские хозяйства объединят в крупные и дадут им трактора, машины разные и всякое такое. Люди облегчение получат.
Степан круто повернулся.
— И в этой книжке обо всем этом сказано?
— Да. Это материалы XV партийного съезда. Съезд решил ленинские слова в дело пустить. Понятно? Нам на курсах товарищ Кремлев из окружкома обо всем этом здорово рассказал.
— Значит, партия на такое дело повела?
— Партия…
— Ты мне когда-нибудь всю эту книжечку о партийном съезде почитай.
— Обязательно.
Впереди блеснул Кочердыш.
14
Клубная сторожиха Офимья Маркеловна, прозванная в Застойном Шимкой-раскруткой, долго ковыряла ключом в ржавом замке. В замке что-то скрежетало и щелкало, но он не открывался.
— Давай я сам, — с досадой сказал Алеша.
Шимка оправдывалась:
— Он завсегда так. Потрясти его надо. Керосином смазать тоже хорошо.
Но как ни трясли замок, а открылся он все же тогда, когда ему самому, видимо, надоело испытывать Алешино терпение.
— Открылся! — изумилась Шимка.
Алеша шагнул через порог, и сердце его сжалось от горечи и обиды.
Как хорошо в районном клубе! А тут? На грязном полу окурки, пропыленная подсолнечная шелуха; беспорядочно, кое-как висят плакаты с ободранными углами, выцветшие от солнца и засиженные мухами; расшатанный, ничем не прикрытый стол весь изрезан, исписан и залит чернилами.
«Неужели и при мне так было?» — подумал Алеша и с ожесточением стал обрывать с оконных косяков отскочившую и скрутившуюся штопором желтую бумагу. Распахнул створки. В клуб влетел свежий ветер, спутал Алешины волосы.
— Ну, что ты целое лето делала? — воскликнул он, оглядываясь вокруг.
— А что? — изображая на своем лице крайнее удивление, спросила Шимка.
— Как что? Окна не выставлены. Пол не мыт…
— На них не намоешься. Как идут, все на ногах несут. Семечки вон тоже…
— Похоже, что, как я уехал, так и не мыто ни разу.
— Скажете тоже, Алексей Федорович, — Шимкино лицо засияло игривой улыбкой. — Каждую неделю мыла. Только после вас мало ходить стали. Авдотья с Ваней да Фрося с Колькой когда прибегут.
— Кто же тогда тебе грязи наносил, семечек наплевал?
Шимка фыркнула. Лицо стало каменным.
— Разве их к культуре приучишь?..
Шимка когда-то выходила замуж за стрелочника разъезда близ города и любила блеснуть знанием городской культуры. Ушла она от мужа после того, как он «поучил ее за баловство». «Учение» было основательным, — Шимка две недели пролежала в постели, но впрок не пошло.
— Мужик бескультурный! — заявила она мужу и вернулась в Застойное.
До открытия клуба ее небольшая старинная изба была местом веселых вечёрок. Когда клуб открылся, вечёрки стали малочисленными.
— Культура, говоришь, Офимья Маркеловна? — силясь подавить раздражение, сдерживая поток злых и обидных слов, сказал Алеша. — Уж не в своей ли избе ты им эту культуру внушаешь? Давай-ка здесь наведем порядок. Завтра же все надо вымыть да побелить.
Шимка слезливо заныла:
— Да што вы, Алексей Федорович? Господь с вами. Да тут мне одной на неделю хватит. Да и болею я. Совсем робить не могу. Этта вон Важенята косить звали — отказалась. Денег у них брала и то не пошла. А тут… Занадобилось вам летом. Да кто же в него пойдет. Работа у всех.
— Вот и здесь будет работа, — сказал Алеша Янов и стал обрывать плакаты. — А завтра уборку все же начнем. Субботник устроим. Фросю Уйтик позову, Стешу, Дуню…
Подняв тучи пыли, Алеша опрометью выскочил из клуба, оставив чихать озадаченную Шимку.
— Вот приехал опять нечистик. Так и пойдут они к тебе на субботник. — Она с остервенением высморкалась и вытерла пальцы о подол.
А «нечистик» в это время шел к Дуне Сыроваровой.
Дуня Сыроварова жила с отцом — сапожником Никитой. Мать у нее умерла в голодный год, и Дуня с тринадцати лет окружала отца по-детски чуткой заботой. Сама стирала белье, варила немудрый обед, чинила цветными заплатами ветхие, пахнущие варом, штаны и рубахи.