Девчата подхватили. Фрося Уйтик выбегала вперед и, приподняв корзинку, как бубен, приплясывала:
Подвижное лицо ее мгновенно менялось: то сияло бесшабашной удалью, то горело решимостью, то застывало в страхе, когда она, приподняв руки, умоляла:
И полная ликования, внутреннего скрытого жара, заканчивала песню:
Необычайное волнение охватило Стяньку. Она глядела на подругу. Говорили, что Фрося гуляет с Колькой Базановым, с первым на селе озорником и задирой, и будто бы родители Кольки ждут только, когда Фрося войдет в годы. На полянках[5] все видели, как Колька увивался около Фроси, но та только смеялась:
— А ты, Коленька, сатиновую косоворотку бы завел. Страсть люблю сатиновые рубашки, — намекала она на известную скупость Базановых.
Колька отругивался. Но иногда, посмеявшись и побранившись, Колька и Фрося исчезали куда-то. Замечая это, Стянька томилась сладким предчувствием… Были и у нее «ухажеры». Но, поиграв и пошутив с ними, она приходила домой спокойная и работала целую неделю, с тихой радостью ожидая воскресенья. Да и можно ли было «позволить себе что-нибудь»? Не дай бог — отец узнает. Другое дело у Фроси — отец сам непутевый.
— У тебя, Фрося, если в отца удалась, детишек много будет, — озорно улыбаясь, сказала Вера.
— А я и не собираюсь замуж, — беспечно ответила Фрося, — мне девичья жизнь не надоела. Мы еще на полянках поиграем. Правда, Стянька? — и, подхватив подругу, она побежала. Скоро все со смехом и ауканьем ворвались в малиновые заросли.
— Ух! Девоньки, что же это такое? — вскрикнула Фрося и осторожно, как бы совершая что-то запретное, сорвала одну ягодку и, положив ее на ладонь, показала девчатам. — Спелая-то какая! — Она губами захватила ягоду и, жмурясь, всосала ее в рот. — Сладкая!
И скомандовала:
— Ну! Пошли!
Девчата принялись обрывать с кустов ягоды.
Обирали кусты обеими руками, — чтоб больше набрать, — ссыпая сочные ягоды в корзинку, поставленную на землю. Стянька чувствовала какое-то радостное беспокойство.
Ягоды манили и уводили все вперед и вперед. Стянька видела только крупные, зернистые, покрытые «ресничками» ярко-красные ягоды и все спрашивала себя: «Что это сегодня со мной? Сердце-то бьется как. Ягод-то сколько! Корзинку малу взяла. Говорила мама, побольше взять. Вот уж полная будет скоро. Спелые-то какие!..»
И опять какое-то беспокойство теснило грудь. Скоро корзина была наполнена до краев. Стянька, не зная, что делать, тихонько позвала:
— Ау! ау!
Никто не отозвался.
— Ау-у! — громче позвала Стянька, соображая, — когда это она успела так далеко уйти от подруг, — и поддаваясь необъяснимому чувству тревоги. Приложила ладошки трубочкой ко рту и, прислушиваясь к своему сильному голосу, протяжно закричала:
— Ау-у-уу!
— Ау-у! — раздался сзади приглушенный мужской голос.
— Ой! — крикнула Стянька, быстро оборачиваясь. Красной струйкой чиркнула по кругу рассыпанная малина.
Совсем рядом за кустом малины стоял смуглый парень. Глаза его смотрели с дерзким любопытством.
— Ты чего тут? — спросила Стянька и застенчиво прикрыла лицо концом платка.
— Ягоды ем! — ответил парень, откровенно любуясь ее смущением.
— Ну, а чего же ты так?
— Как?
— Подсматриваешь за мной? Парень улыбнулся.
— Подсматривал-то я уток, — сказал он, похлопав у бедра по коричневому блестящему ложу ружья. — Да вот тебя нашел, — парень решительно, прямо через малиновый куст, отряхивая с него ягоды, шагнул к Стяньке.
— Ну! Ты! — посторонилась она.
— Звала ведь…
— Не тебя…
— А почему бы и не меня?
— Больно ты мне нужен. Иди своей дорогой.
Стянька стояла, защищаясь корзиной.
— Ну!
— Не уйду.
— Кричать буду!
— Ого! — не то удивляясь, не то одобряя, произнес парень. — Смотри. Ягоды-то просыпала. Давай соберем.
— Собирай, коли надо…
Парень присел и стал собирать.