Кося карий глаз с желтизной в белке, спросил:
— Стянька?
— Ну…
— Степана Грохова?
— Угу. А ты почем знаешь?
— Не узнаешь разве? — спросил парень. — Костя. Костя Гонцов, — он бросил собранные с сором ягоды и выпрямился, всем своим видом как бы говоря: «На вот, смотри. Вот я какой».
— А-а! — Стянька вспыхнула. Сердясь на себя за это и еще больше краснея, сердито спросила: — Как тебя узнаешь?
В глазах Кости вспыхнул нехороший огонек.
— А что?
— Вот какой стал…
— Не удивительно, — выпячивая грудь, самодовольно произнес он. — Город. Культура… Понятно?
— Понятно, — прошептала Стянька, чувствуя, как сладкое чувство тревоги перерастает в чувство покорности…
— А ты тоже вон какая стала.
— Какая? — упавшим голосом спросила Стянька.
— Выросла. Красивая.
И потому, что именно это хотела услышать она, Стянька сердито бросила:
— Не заливай! Ухажер какой выискался! — и побежала, не оглядываясь.
Пришла домой Стянька довольная: ягод набрала много.
— Ну, вот и хорошо, — встретила ее мать. — Посушить надо малины. От простуды она очень пользительная, когда к сердцу приступает… Остались ягоды?
— Остались.
— Еще сходить надо.
— Схожу, — обрадовалась Стянька.
Костя прожил дома целый месяц. Днями он пропадал на озере или по лесным болотам с ружьем, а вечерами приходил «на бревна» к кооперативному магазину, где собиралась сельская молодежь. Продавец Петька Барсук приносил гармонь и до поздней ночи под ее переливы слышались песни, шутки, перестук каблуков по затвердевшей земле, закиданной подсолнечной шелухой.
Закончив домашние дела, Стянька спешила «на бревна». По-прежнему Колька Базанов ухаживал за Фросей. В сторонке, среди немногих любопытных, сидел Ваня Тимофеев, рассказывал вычитанное из книг. Приходил Костя, угощал ребят папиросами, развязно балагурил, заигрывал с девчатами. Иногда брал у Петьки гармонь и заводил громко и напевно:
Огонек папиросы освещал его прямой хрящеватый нос и черный чуб.
Стянька словно пьянела. Сладкие видения таила в себе темнота, несущая с озера влажные запахи дуропьяна. Таинственно мигали звезды.
Когда песня овладевала всеми, Костя вдруг обрывал ее и начинал скороговоркой:
Его забавляло недоумение слушателей.
— Эх! Деревня… — отодвигал он гармонь, — как вы тут живете? Вот в городе — культура. Клуб. Там тебе музыка — пианино.
— Скоро и у нас клуб откроют, — сказал однажды на это Ваня Тимофеев.
— Когда рак свистнет…
Раздался смех. Но Ваня не смутился. Горячо заспорил:
— Вот увидишь. Построят клуб.
— Кто это построит?
— Советская власть. Мы сами.
— Кто это мы?
— Да кто? Мы, молодежь… народ.
Костя пренебрежительно скривился:
— Тебе избу свою сначала надо перестроить… Строитель!
Ваня не унимался.
— Перестроим и избу. Да не избу, а дома новые поставим.
Они спорили часто. Иногда слушая Костины рассказы о городе, Ваня гневно кидал:
— Врешь! Вот это заливаешь! Вот это брешешь.
— А ты откуда знаешь?
— Читал.
Костя на мгновение терялся.
— Читал… Читал. Гм… А я видал! На практике… Мне на мои глаза свидетелей не надо.
Ваня говорил с таким воодушевлением, что жадно слушавшая Стянька не могла не соглашаться с ним… но ей хотелось верить Косте, и потому она думала с досадой: «Книжник какой выискался!»
Костя начинал пересмешничать с девчатами. Он никому не отдавал предпочтения, уверенный в своей власти над девичьим сердцем. Подсаживался он и к Стяньке. Ее бросало в жар. Сердце замирало. Слова путались на языке. А он, словно не замечая этого, отходил к другой. Анисьина Вера ревниво следила за каждым его движением. Сама подсаживалась к нему. Он и этого, казалось, не замечал… Но с гулянок уходил почти всегда с Верой.
Стянька потеряла покой. На покосе грабли валились из рук. Отец кричал:
— Ну, ты! Чего рот раскрыла? Не видишь — туча? Замочит сено. Пошевеливайся!
Уехал Костя так же неожиданно, как приехал. Так бы и не узнал никто о горькой девичьей тоске, если б пасмурным сентябрьским утром кольцевик[6] не занес к Гроховым письмо. Оно было адресовано «лично Степаниде Степановне Гроховой». Марку на конверте с изображением девушки, чем-то отдаленно напоминающей Стяньку, нес в клюве искусно выведенный голубок.
6
Кольцевик — почтальон в сельской местности. В 1929 году такой почтальон имел маршрут в виде замкнутого кольца.