А еще говорили, что дух Савелия появляется в деревнях в том случае, если жителям грозит опасность. Взял диакон на себя заботу о земляках, но прихода его боялись, как дурного предзнаменования, был он вестником грозящих несчастий, как бы предупреждал земляков об опасности, но смерти все равно происходили, предотвратить их обывателям не хватало сил…
Впереди показалась усадьба Кравцовых. Дуся позвонила у железных ворот. Откуда-то из дома донесся приглушенный лай. Потом женский голос спросил в домофон:
– Кто?
– Это я, Элла Леонидовна, Дуся.
– А кто это с тобой? – сварливо поинтересовался голос.
– Моя племянница. Вчера приехала. Может оказаться вам полезной.
Замок щелкнул, и женщины прошли за ограду. За ней высился все тот же лес, с той лишь разницей, что между вековыми деревьями были проложены дорожки из белой плитки. Кое-где, как в городском лесопарке, стояли скамейки, вдалеке виднелся горбатый мостик, перекинутый через неглубокую канавку. У самого дома под окнами были разбиты две клумбы с розовыми кустами. Цветы уже отцвели, но осенняя листва еще дарила краски кустам и деревьям, лежала ярким ковром под ногами, засыпала дорожки и скамейки.
– Сразу видно, что некому убирать, – заметила Дуся. – Дорожки подметать тоже входит в обязанность домработницы.
– Я же говорю, от метлы не отвертеться, – улыбнулась Лиза.
В доме было тепло и просторно. В большом холле женщины сняли куртки и прошли в гостиную. Элла Леонидовна восседала в широком кресле, в сторону вошедших лишь повернула голову. Оглядела Лизу с головы до ног.
– Садитесь, – сделала приглашающий жест. – Так это твоя племянница? А ты знаешь, похожа, но ты, Дуся, симпатичнее. Она здорова? Что-то чересчур бледна, да и на вид хлипкая. Зачем ты ее привела?
– Вы спрашивали насчет горничной. Вот я и подумала… Лизонька девушка работящая. Вы не смотрите, что худышка. Она шустрая, исполнительная, намедни как приехала, так я сразу и вспомнила о вашей просьбе. Думаю, кто, как не Лиза, вам подойдет.
– А где она раньше жила? Зачем к тебе пожаловала? – с подозрением спросила хозяйка.
– Братец мой Петр Столетов два года как помер, а тем же летом во время лесных пожаров деревня на Рязанщине, где они жили, сгорела, а с ней дом, огород, все хозяйство. Лиза осталась погорелицей – без кола без двора. Мыкалась сначала по знакомым, жила в общежитии, потом решила к родной тетке податься. А я и рада. Как не приютить сироту?
Элла Леонидовна сочувственно покачала головой:
– Помню, помню, ужас, что за лето было! Аномальная жара, пожары, сколько деревень сгорело. Хорошо, до нас пекло и дым не добрались. В Москве, говорят, люди задыхались. У меня сестра с семьей вынуждены были уехать на месяц в Турцию. Просились к нам, но я отказала: Сенечке надо работать в тишине и покое, а тут целая семья… Да и у меня здоровье не позволяет родственников принимать. – Она вздохнула и обратила страдальческий взгляд на Лизу: – Ну что же, девушка оставляет хорошее впечатление, и тебе я, Дуся, верю. Если твоя племянница будет так же хорошо исполнять свои обязанности, как и ты, то, считай, нам всем повезло. Платить вам буду одинаково. Больше не могу. Если Лизе подходит, пусть приступает к работе прямо сейчас.
– Подходит, – кивнула Лиза.
– Тогда пойдем, я покажу тебе дом, объясню, что ты должна делать.
Элла Леонидовна с усилием поднялась с кресла и засеменила из одной комнаты в другую. Ноги она ставила носками врозь, как ходят балерины, но при этом походка у нее была тяжелая, неровная – видимо, сказывался возраст.
Дом Лизе понравился, в обстановке не было ничего безвкусного, кричащего – строгая добротная мебель, неплохие картины на стенах; правда, Лизу немного смутило обилие всевозможных статуэток, мелких сувенирных вещичек и рамочек с фотографиями на комодах. Она сама любила выставлять у себя дома памятные безделушки, но, как всякая женщина, знала, насколько они затрудняют уборку. А здесь их было чересчур много. Хозяйка явно страдала сентиментальностью.