Сидя рядом с ним на берегу ручья, Лили притворялась, что также изучает небо. Даже если бы Большая Медведица перевернулась, она все равно не заметила бы этого. Сердце девушки замирало от тайного предчувствия и страха.
Он пытался поговорить о ее будущем, о колледже, заглаживая свою вину за сцену у мистера Эстеса. Она не стыдила его впрямую, но тем не менее заставила страдать!
Они еще побродили по городу, съели по паре сандвичей с арахисовым маслом.
Он рассказал ей еще кое-что о своих родителях. Да, об этом он никогда не писал — ужасные, унизительные эпизоды. Пожалуй, теперь понятно, почему он вел себя так безжалостно на пути к цели. Чувствуя свою ответственность за будущее всей семьи, он всегда будет так поступать.
Ничего не сказал он только о женщине, да Лили и не спрашивала, втайне презирая ее. Вряд ли интуиция ее обманывала — по каким-то причинам Артемасу нужна была эта женщина, но он ее не любил.
Но абсолютная верность?.. Артемас смирился и терпел. Она любила его за это, но никогда ему не простит.
Лили подняла притворный взгляд на звезды, желая отплатить ему. Она хотела его! Нервничая от необходимости обуздывать свою страсть, девушка поднялась и отряхнула джинсы.
— Уже поздно, — сказала она. — Почему бы тебе не прикорнуть на моей кровати?
Он медленно поднялся — темный и большой силуэт на фоне звезд, — изумленный и обеспокоенный.
— Она, конечно, слишком коротка, но ты можешь положить матрац на пол.
— Ладно. — Он сделал шаг вперед. — Не уходи. — Это прозвучало скорее как приказание. — Я хочу многое тебе рассказать.
— Да, ты не просто болтун, мне очень нравится слушать твои россказни. А уж если ты как следует попрактикуешься!..
— Давай поговорим о твоем будущем, о колледже. Масса вопросов…
— Ты же уже все знаешь. Меня приняли в колледж Агнеса Скотта пару недель назад. Кузен тети Мод — профессор этого частного колледжа для женщин. Я буду изучать биологию, специализироваться в ботанике. Что еще?
— Ты веришь, что я выкуплю твою ферму?
— Конечно.
— Не отмахивайся, пожалуйста.
— Да нет, я знаю, ты попытаешься. И я тоже, но сейчас это вилами по воде…
— Вернувшись в Нью-Йорк, я не забуду о тебе, Лили. Я хочу быть частью твоей жизни — другом, каким всегда был.
— Хорошо, так и будет.
Она коснулась его щеки, он испуганно отступил.
— Иди-ка лучше спать, — бросила она и зашагала на холм к амбару. Сердце ее гулко отдавалось в груди, она словно не отдавала себе отчета в своих поступках. Она не осталась с ним на крыльце, пусть считает, что и этого вполне достаточно.
Артемас не на шутку разозлился на себя, на обстоятельства, которые невозможно изменить, на Лили, которая знала, как задеть побольнее. Она это делала лучше, чем кто-либо другой.
Он разделся и лег, натянув на себя одеяло. В комнате повсюду чувствовался ее запах: косметика, какие-то легкие духи, слабый аромат одежды, В первую же ночь он забрел в ее спальню и, воинственно открыв дверь гардероба, провел пальцами по ситцевым платьям, яркой спортивной куртке, прямой юбке. Мелькнула мысль о нижнем белье Лили, но еще не открыв ящик туалетного столика, он уже почувствовал себя наркоманом, обеспокоенным поисками очередной порции зелья.
В горле у него пересохло; обычно он курил, но сегодня вечером даже это не помогало.
Отчетливый скрип открывающейся двери вынудил его приподняться на локте. Пол в гостиной откликнулся мягким ритмичным стоном, когда чьи-то ноги коснулись его. Шаги приближались.
Предпочитая встретить непрошеного гостя стоя, он вскочил на ноги и распахнул дверь. Лили! Она застыла на месте, не успев даже вскрикнуть.
Обернув одеяло вокруг себя, он зажал его в кулаке и нащупал выключатель. Тусклого освещения низкого бра было вполне достаточно, чтобы увидеть ее мрачный и решительный взгляд, раскрасневшееся лицо, рассыпавшиеся по плечам кудрявые рыжие волосы. На ней была лишь длинная белая футболка. Она стояла босиком, что-то сжимая в руке.
— Мне не нужно ни обещаний, ни сочувствия, — начала она. Ее голос дрогнул, но глаза все еще обвиняли. — Сегодня вечером я просто хотела… — Она шагнула вперед, ее грудь заметно вздымалась в каком-то непонятном волнении.
Когда он увидел упаковку презервативов, беспокойство смешалось с острым, непреодолимым желанием. Но он не мог позволить этого и потому здорово разозлился.
— Уходи, — скомандовал он с угрозой в голосе. — Сейчас же.
Ее вытянутая рука дернулась, но не более.
— Я не стану висеть на тебе утром, не буду плакать и умолять тебя остаться. Я прошу только, чтобы ты забыл о ней сегодня вечером. Мы были просто детьми, и теперь это не имеет большого значения, но это было, и никуда от этого не денешься. — Она тряхнула головой. — Ты принадлежишь мне.
«Возмутительно, но какая логика!» Артемас пробовал урезонить ее сардоническим взглядом:
— Секс не поможет, он только усложнит дело.
— Я думала, мужчины относятся к этому проще. Когда ты голоден, ты ешь. Когда ты хочешь секс, ты трахаешься.
Он громко, с присвистом вздохнул:
— Сомневаюсь, что я решусь на приключения, — Так научи меня!
— С чего ты взяла, что я хочу этого?
Она мотнула головой, и впервые, словно от острой боли, у нее помутилось в глазах. Но девушка взяла себя в руки:
— Мне безразлично, чего хочешь ты.
У него лопнуло терпение. Он бросил одеяло, резко шагнул вперед и взял ее за руку:
— Я сказал, уходи?
Он выталкивал ее в холл, вытеснял ее, она упиралась, замахнулась свободной рукой. Артемас перехватил руку и толкнул ее к стене. Соприкосновение было почти мимолетным — они ощутили друг друга от груди до бедер.
Сопротивляясь, она выгнулась, ошпарив его своими упругими холмиками через футболку, и тотчас почувствовала твердость напротив живота. Признание вспыхнуло в ее глазах, низкий, скрипучий стон облегчения и страха вырвался из ее груди. Артемас не мог больше заставлять ее испытывать ненависть или отчаяние, он сник. Она вздохнула и поцеловала его родинку. Все. Он потерялся. Проиграл.
— Можешь сказать «нет» или остановиться, когда захочешь, — прошептал он, стиснув зубы. — Но если ты ничего не скажешь, то получишь, что хотела.
Ее прерывистое дыхание опаляло его лицо.
Он ослабил свою хватку, выхватил из ее рук упаковку презервативов. Через секунду, стоя к ней спиной, он сбросил с себя трусы, впрочем, не будучи вполне уверенным в себе, и повернулся:
— Вот то, что ты якобы хочешь. Решай.
На лице ее застыло паническое выражение, и даже сумрачный свет не помог, но она быстро овладела собой.
— Какой большой! Даже слишком. Не знаю уж, повезло мне или нет, — она сделала паузу, — но вряд ли будет хуже по сравнению с тем, что я пережила.
Это бесстрастное замечание почти сломало его, но он еще не сдался. Он в ожидании опустился на постель, она неподвижно застыла рядом. Он молился, чтобы она повернулась и ушла, но на самом деле вовсе не хотел этого и плоть его бурно протестовала.
Лили подняла футболку и стянула трусики. Полоска белого материала, скользнувшего под ноги, мелькнула флагом капитуляции, но она тут же резко вздернула подбородок и, взявшись за край футболки, сдернула ее через голову. Влюбленная и сильная, такая же беззащитная, как и он.
Теперь муки стали еще сильнее, превратившись в пульсирующую брешь в его оборонительной жестокости.
— Урок первый, — он с сарказмом выбирал слова, — мой кран не дотянется до тебя, если ты так и будешь стоять у двери. Она вздохнула полной грудью и выпалила:
— Напрасно я не прихватила с собой парочку здоровых плоскогубцев.
И тотчас шагнула к нему навстречу, опустилась на постель, уставилась куда-то вдаль. Рукой прикрывая грудь, она скромно поджала под себя ноги и все пыталась второй рукой опереться так, чтобы не было видно деликатного треугольничка.