Мы с Венечкой пошли дальше. Мы пошли по Невскому через Мойку, потом через канал, потом мимо Екатерининского садика. В этом садике очень много наших. Еще там вокруг тусуются художники. Один предложил мне нарисовать мой портрет бесплатно. Я согласился, и он меня нарисовал. Портрет получился красивый. На нем внизу были нарисованы маленькие тоненькие слова на кривых ножках. Я подумал, что художник ненормальный. Веня загрустил, он стоял, опершись на ограду, очень задумчивый. Он смотрел на меня, как на чужого. Мне показалось, что он меня не знает, или что-то меняется во мне. Но я подошел к нему и взял за руку. Было странное чувство, рука тяжелая и как будто не его, как будто чужая. Но это продолжалось недолго. Все переменилось мгновенно, и мы взялись за руки и пошли."
x x x
Прошлым летом бабушка сломала ногу, и Маруся поехала к ней в Жмеринку. Бабушке было уже восемьдесят шесть лет. Сначала к бабушке поехал марусин брат Гриша. Гриша ухаживал за бабушкой уже три месяца. Маруся приехала ночью. На вокзале все было по-старому, только появился новый кооперативный киоск. Она пошла по темным улицам, фонарей там по-прежнему не было. Даже канавы остались те же. Маруся хорошо помнила дорогу. В доме светилось одно окно. Маруся открыла железную калитку, она загремела. Дверь в дом была не заперта. Бабушка лежала в кровати, увидев Марусю, она сразу же стала плакать и причитать.
Вокруг все соседи до одного ожидали бабушкиной смерти и спорили, кому достанется дом. За бабушкой ухаживали многие соседки, но наиболее вероятной претенденткой была Гандзя с золотыми зубами и огромными красными руками. Она ласково называла бабушку "Иванна" и всячески ругала Гришу. Другая соседка с огромной бородавкой на носу приходила каждый день и приносила бабушке супчику. У этой соседки был сумасшедший сын. Он, когда не был в дурдоме, постоянно сидел на завалинке и смотрел вокруг прищуренными хитрыми и злобными глазками. Она, каждый раз, проходя мимо, все время говорила: "Смотришь? Ну смотри, смотри, а то я тебе!" Сын сжимался и втягивал голову в плечи. Приходя навестить бабушку, она жарко шептала Марусе: "Не упускай из рук хату, хата добра, баба помре скоро, хата денег стоит, а с деньгами усе тебя любить будут, и усим потрибна будэш." Маруся покорно кивала головой. Ей было тоскливо и хотелось уехать, но было неясно, что же делать с бабушкой. Никто не соглашался ухаживать за ней просто так, все хотели дарственную на хату. Гандзя тоже требовала этого. У нее было два женатых сына с детьми и муж, который любил выпить. Мужа звали Мыкола, он был толстый, с багровой рожей и маленькими глазками, с плавными вкрадчивыми движениями. Они долго разъясняли Марусе, почему им обязательно нужна дарственная на хату, и рассказали страшный случай, когда один мужик ухаживал, ухаживал за одинокой старушкой, а, когда она, наконец, умерла, понаехали ее родственники и выгнали его из хаты, и даже спасибо не сказали, и остался он на улице. Фамилия Мыколы и Гандзи была Козлюки. Бабушка сказала Марусе, что согласна подарить хату Козлюкам, и они пришли договариваться насчет дарственной, они хотели, чтобы все было по-душевному, по-родственному, и чтобы бабушка отдала им сразу все, даже часть хаты их не устраивала.
"Сволочи, - думала Маруся, - хоть тысяч пять могли бы дать, а то бабушка ведь все равно долго не протянет."
Но бабушка не собиралась умирать. Она строила далеко идущие планы, и ее желтые глаза загорались.
Гриша же был погружен в свои воспоминания. Он не обращал внимания на все, что происходило вокруг. У Гриши с детства была мечта - поступить на работу в КГБ. Он знал, что те, кто там работает, обладают неограниченной властью, и их все боятся, и можно всегда многозначительно сказать: "Ну хорошо же, у вас могут быть большие неприятности!", и все сразу начинают шестерить и бегать вокруг тебя.
Когда он учился в школе, он составлял досье на всех учеников своего класса и записывал на магнитофон телефонные разговоры с ними. Правда, в записях оказался сплошной мат, и их пришлось стереть. Никакой ценности для КГБ они не представляли. Так, по крайней мере, казалось Марусе. Еще он показывал Марусе досье на своего лучшего друга Николяса. Там были клочки бумажек с непристойными рисунками и надписями и даже одна порнографическая открытка, и фотография самого Николяса с перекошенным лицом.
Однажды учительница немецкого языка попросила их составить описание города. Грише это показалось подозрительным, и он сообщил об этом другу отца, Геннадию Аристарховичу, который работал в КГБ. После этого учительницу уже не пускали на практику в ФРГ, и даже не разрешали общаться с иностранцами. Учительница, конечно, не знала, кто ее заложил, но о чем-то догадывалась, потому что с Гришей стала очень вежлива.
После школы Гриша поступил в мореходное училище и продолжал выполнять небольшие задания, он их выполнял на высоком уровне, как настоящий профессионал, так, по крайней мере, говорила Mapуce мама.
Он составлял отчеты на своих товарищей из группы и некоторых преподавателей. Его хвалили. Когда уже, вроде бы, все было готово, и его собирались взять в штат, он прошел все экзамены, ему оставалось только последнее собеседование, самое важное и решающее, потому что проводил его кто-то самый главный в КГБ. Гриша неожиданно его не прошел. В КГБ его не взяли, но причин не объяснили, может быть, потому что их просто не было, а было что-то, чего они не хотели говорить (так говорила Марусе мама, потому что она-то знала все это досконально, а Маруся тогда уже жила отдельно). Это было крушением мечты и сильно подействовало на Гришу. Ему стало казаться, что он знает их профессиональные секреты, и поэтому они решали его затравить, что они давали тайные указания капитанам, с которыми Гриша плавал, чтобы они всячески его изводили. Так считала и мама, потому что она не могла найти других объяснении тому, что у Гриши на службе дела были не так уж хороши, и на него постоянно жаловались. Одно время они даже подозревали Марусю в том, что это из-за нее Гришу не взяли в КГБ, потому что она переписывалась со своей подругой, которая вышла замуж за француза и уехала во Францию. Гриша приходил к Марусе, и она отдала ему все письма, полученные от подруги, и открытки тоже. Гриша подозревал, что подрута занимается там во Франции антисоветчиной, он так прямо Марусе и говорил. Потом прошло какое-то время, но, хоть Гриша и старался, его все равно туда не брали. Гриша ждал, когда тот начальник, что его не брал, уйдет на пенсию, мама говорила, что это должно произойти очень скоро. И вот он ушел на пенсию, а Гриша так и остался вне штата. Мама говорила, что тот, наверное, дал указание другим, чтобы Гришу не брали. Гриша опять пришел к Марусе, он ругался и говорил, что это она виновата, что из-за ее сомнительных знакомств его не берут в КГБ, а это мечта всей его жизни и что, если Маруся не исправится, он подаст на нее в суд, чтобы они больше не были братом и сестрой, тогда проблем не будет. Маруся молчала. Она никак не могла помочь Грише. Потом все, вроде бы, поутихло, но, оказывается, Гриша не отказался от своих планов.