— Ну, так идите, у меня-то что спрашивать? — скучающим тоном отозвалась Мими.
Однако же в реальности дела обстояли прямо противоположным образом. Никто не удалялся от Мими просто так — это происходило исключительно с ее дозволения.
Эгги улыбнулась самодовольно, а Блисс — нервно, и они двинулись вглубь клуба следом за Джеком.
Мими пожала плечами. Она никогда не утруждала себя следованием правилам и имела привычку курить, где и когда ей захочется, однажды в колонке сплетен радостно опубликовали пятизначную сумму ее штрафов. Мими посмотрела, как эта троица уходит, исчезая за толкотней тел, мечущихся по танцплощадке под непристойную рэповую песенку.
— Мне скучно! — заныла она, наконец-то обратив внимание на парня, весь вечер не отходившего от нее. Они встречались целых две недели — вечность, по меркам Мими. — Придумай что-нибудь.
— Что ты имеешь в виду? — пьяным голосом пробормотал он, лизнув ее в ухо.
Мими хихикнула; она положила руку парню на шею и ощутила пульсацию артерий. Соблазнительно. Но может, попозже. Не здесь. Во всяком случае, не прилюдно. Особенно если учесть, что она насыщалась им вчера… а это против правил… С людьми-фамильярами нельзя плохо обращаться, и т. д. и т. п. Им требуется как минимум сорок восемь часов на восстановление. Но он так чудесно пах… Легкая нотка лосьона после бритья от Армани, а за ней такой плотский, полный жизненной силы запах… вот бы глотнуть одну капельку… один крохотный укус… но Комитет собирается здесь внизу, прямо под «Кварталом-122». В эту самую минуту тут могут находиться несколько стражей, наблюдать… Ее могут застукать. Или не могут? Здесь, в зале для вип-персон, темно… Да кто вообще станет обращать на нее внимание в этой толпе эгоцентричных нарциссов?
Но они узнают. Кто-то им да скажет. Просто жуть, как много они обо всех знают — прямо можно подумать, будто они всегда рядом и заглядывают тебе в голову. Ну, тогда, может, в следующий раз. Пускай он восстановится после прошлой ночи. Мими взъерошила волосы. Он такой милашка — красивый и уязвимый, в точности как она любит. Но на данный момент — совершенно бесполезный.
— Я отойду на секунду, — сказала Мими своему кавалеру.
Она вскочила с дивана так стремительно, что официантка, несущая к столику поднос с мартини, невольно присмотрелась к ней повнимательнее. Компания, сидевшая у стены, заморгала. Они готовы были поклясться, что долю секунды назад девушка еще сидела. А потом — раз! — и она уже посреди зала, танцует с другим парнем, потому что для Мими всегда находился другой парень, а потом еще один, и еще, и все они были без ума от счастья, что им выпала возможность потанцевать с ней, и казалось, будто она танцует часы напролет и ноги ее даже не касаются земли — ошеломляющее белокурое торнадо в туфлях на шпильках ценою в восемьсот долларов.
Когда Мими вернулась к своему столику, лицо ее сияло сверхъестественным светом — или это просто была игра освещения? — а красота сделалась почти непереносимой. А ее кавалер спал, уронив голову на стол. Экая жалость.
Мими потянулась за мобильником. До нее лишь сейчас дошло, что Блисс так и не вернулась после перекура.
ГЛАВА 3
Везде чужая. Почему — она не знала. Бывает ли на свете что-либо нелепее танцовщицы команды поддержки, страдающей социофобией? Девушкам вроде нее не полагается иметь никаких проблем. Считается, что они должны быть идеальны. Но Блисс Ллевеллин не чувствовала себя идеальной. Она ощущала себя неуместной и всем чужой. Блисс смотрела, как ее якобы лучшая подруга, Мими Форс, подкалывает своего брата и не обращает ни малейшего внимания на своего же кавалера. Обычное дело для двойняшек Форс: вот только что они цапаются, а минуту спустя впадают в нежность, да так, что не по себе становится, особенно когда они просто смотрят друг другу в глаза и становится понятно, что происходит разговор без слов. Блисс избегала взгляда Мими и в попытке отвлечься смеялась шуткам актера, сидевшего справа от нее, но ничто в событиях сегодняшней вечеринки — ни тот факт, что им предоставили лучший столик клуба, ни то, что парень слева от Блисс, работающий моделью у Кельвина Кляйна, попросил у нее номер телефона, — ничто не улучшало ее скверного самочувствия.
Точно так же она чувствовала себя и в Хьюстоне — чужой. Но в Техасе ей легче было это скрывать. В Техасе у нее были пышные кудри, и перевороты назад ей удавались лучше всех в команде. Там все ее знали еще с пеленок, и она всегда была самой красивой девочкой в классе. Но потом отец, который вырос в Нью-Йорке, перевез семью сюда, чтобы начать борьбу за освободившееся место в сенате, и с легкостью выиграл выборы. И прежде чем Блисс успела хоть пикнуть, она уже жила в Верхнем Уэст-Сайде и училась в школе Дачезне.
Конечно же, Манхэттен не Хьюстон, а на кудри и сальто Блисс в новой школе всем было начхать: здесь даже футбольной команды не имелось, не то что команды поддержки из девушек в мини-юбках. Но с другой стороны, она никак не ожидала, что окажется такой деревенщиной. В конце концов, она же ориентируется в универмаге «Ньюман Маркус»! У нее такие же джинсы «Тру релиджн» и футболки «Джеймс Пирс», как у других. Но почему-то она явилась в первый день в светлом свитере от Ральфа Лорена и клетчатой юбке от Анны Суй (это было попыткой сделаться более похожей на девушек в школьном ежегоднике), с броской белой кожаной сумочкой «Шанель», болтающейся у нее на плече на золотой цепочке, а в результате обнаружила, что ее одноклассники облачены в бесформенные рыбацкие свитера и искусственно состаренные вельветовые штаны. В Манхэттене больше не носили ни пастельные цвета, ни потрясающую белую кожу от Шанель — во всяком случае, осенью. Даже эта чокнутая готесса, Шайлер ван Ален, демонстрировала такой шик, с которым Блисс было не сравниться.
Блисс знала про «Джимми», «Маноло», «Стеллу». Она следила за гардеробом Миши Бартон. Но в манере нью-йоркских девушек сочетать все это было нечто такое, что заставляло Блисс выглядеть бестолочью, никогда не открывавшей ни единого модного журнала. А кроме того, еще играл роль ее акцент: поначалу ее не понимали, а потом начинали передразнивать, и отнюдь не по-дружески.
Какое-то время казалось, что Блисс суждено провести весь остаток учебы почти что в положении всеми отвергнутой неудачницы, хотя ей следовало бы быть оторвой.
Но потом грянул гром, тучи рассеялись и свершилось чудо: легендарная Мими Форс приняла ее под свое крыло. Мими была на год старше Блисс и училась в предпоследнем классе. Они с братом были в некотором роде Анджелиной Джоли и Брэдом Питтом Дачезне, парой, которой не полагалось бы быть таковой, но которая, тем не менее, была именно парой — и притом правящей. Мими являлась ориентиром для новичков, и она, бросив взгляд на Блисс с ее пастельным кардиганом, лаковыми короткими сапожками, нескладной юбкой из шотландки, стеганой сумочкой «Шанель», сказала: «Неплохой прикид. Настолько неуместен, что прямо в точку».
Так оно все и вышло.
Блисс внезапно оказалась допущена в узкий круг, который, как выяснилось, ничуть не отличался от хьюстонского: те же спортивные парни (только место футбола тут занимали лакросс и гребля) и единообразно красивые девушки (только тут они участвовали в дискуссионном клубе и намеревались поступать в какой-нибудь из университетов Лиги плюща[5]), с теми же неписаными законами, велящими держать новичков на расстоянии. Блисс понимала, что проникла в святая святых исключительно соизволением Мими.
Но Блисс беспокоила не социальная иерархия в ее школе. И даже не выпрямленные волосы — чтобы она еще раз позволила стилисту Мими сделать такое с ней! Без кудряшек ей было как-то не по себе! Тревожило ее то, что иногда у нее возникало чувство, будто она не знает саму себя. И тянулось это с тех самых пор, как она приехала в Нью-Йорк. Она проходила мимо какого-нибудь здания или мимо старого парка у реки, и у нее возникало ощущение дежавю, такое сильное, словно воспоминания всплывали из самых глубин памяти, и тогда Блисс начинало трясти. Когда она впервые вошла в их квартиру на Восточной Семьдесят седьмой улице, в сознании возникла мысль: «Я дома», — и вовсе не потому, что это был их дом… она нутром чуяла, что бывала здесь прежде, входила в эти самые двери, не в очень давнем прошлом неслась в танце по этому мраморному полу. «Тут был камин», — подумала она, увидев свою комнату. И действительно, когда Блисс упомянула об этом в разговоре с агентом по продаже недвижимости, тот сказал, что в 1819 году в этой комнате действительно был сооружен камин, но позднее его обшили досками из соображений безопасности. «Потому что тут кто-то умер». Но хуже всего были кошмары. Из-за них Блисс просыпалась с криком. В этих кошмарах она бежала, а кто-то держал ее, и она не могла справиться с ситуацией и просыпалась, дрожа, в холодном поту, среди влажных, скомканных простыней. Родители уверяли ее, что это нормально. С каких это пор считается нормальным, чтобы пятнадцатилетняя девушка так кричала во сне, что в горле начинало саднить и она давилась собственной слюной?
5
Лига плюща — ассоциация восьми частных американских университетов, расположенных в семи штатах на северо-востоке США. Это название происходит от побегов плюща, обвивающих старые здания в этих университетах. Считается, что члены лиги отличаются высоким качеством образования и в связи с этим определенным снобизмом по отношению к другим американским университетам. (Прим. ред.).