Все это Штааль записал. Пусть Терхузен рассчитает, когда они будут здесь.
— Отнесите это сообщение на мостик, Теле, — сказал Штааль и отхлебнул глоток кофе. Он чуть не падал от усталости, продежурив шестнадцать часов подряд.
Загудел Кап Рейс: «Сколько времени вы еще сможете продержаться?»
Нелепый вопрос!
— Не знаю, — устало ответил Штааль. — Я непрерывно буду обо всем извещать.
Через несколько минут Кап Рейс радировал: «„Амстердам“ в двухстах милях от вас и идет со скоростью двадцать узлов».
«Сити оф Лондон» сообщил: «Идем со скоростью четырнадцать узлов. Продержитесь до нашего прибытия».
Когда Вайт через несколько минут после тревожного сигнала гонга вошел в каюту Евы, он поразился, найдя ее уже одетой. Два часа крепкого сна полностью восстановили ее силы, она выглядела хорошо отдохнувшей и совершенно спокойной. Щеки у нее после сна раскраснелись, как у ребенка, губы были влажные и свежие. На кресле лежала наготове шубка, на столе были разложены письма, фотографии, драгоценности. Она как раз укладывала все это в сумку.
— Забираю свое богатство, Вайт, — весело, почти шутливо проговорила она. — Вот письма, полученные вчера вечером, — ты понимаешь, я ни в коем случае не должна их оставлять. Беру и эти вещицы, хоть они и немного стоят, все же мне будет их недоставать. А это мой талисман! — продолжала она, укладывая карточки Греты. — Не забыть бы нам Зепля! Как видишь, я готова ко всему.
Вайт похвалил ее за выдержку и предусмотрительность.
— Хотя директор Хенрики и уверяет, что никакой опасности нет, — сказал он, — все же надо быть готовым ко всему. Впрочем, Хенрики может этого и не знать.
— Может не знать? А ты что думаешь об этом, Вайт?
— Я?..
Вайт пожал плечами. Он был порядком бледен и, что греха таить, чрезвычайно встревожен, хотя внешне казался спокойным. Ему было ясно, что масса в пятьдесят тысяч тонн, мчавшаяся со скоростью двадцать четыре мили в час, заключала в себе огромную энергию. Столкновение с любым сколько-нибудь значительным препятствием неминуемо должно было привести к катастрофическим последствиям. Вполне возможно, что пароход треснул по швам и через десять минут попросту пойдет ко дну. Таково было его мнение, как инженера, но он его не высказал и только с грустной улыбкой заметил, что отнюдь не разделяет слепого оптимизма Хенрики и не столь твердо полагается на двенадцать переборок. При всем том он считает, что «Космос» в худшем случае продержится над водой примерно часов десять, а до той поры уже и помощь подоспеет. Конечно, вполне возможно, что пароход вообще не затонет!
Пока он говорил, Ева пытливо следила за его красивым, ясным лицом. Она побледнела.
— Положение, оказывается, гораздо серьезнее, чем я думала, — тихо сказала она. И, вскочив, быстро надела шубку. — Пойдем, может, что-нибудь узнаем.
Марта высунула голову из спальни, дрожа от страха.
— Ты вернешься, Ева? — крикнула она.
— Конечно, вернусь, — ответила Ева и засмеялась. — Ужасная трусиха эта Марта! — сказала она Вайту. С первой минуты, как Марта ступила на пароход, она все время жила в предчувствии беды. К тому же на борту произошли события, которые еще усилили ее дурные предчувствия: Кинский! Вдобавок той ночью Марте приснилось страшное наводнение. Но обо всем этом Ева умолчала.
Пассажиры в оранжерее пришли в восторг, увидев Еву такой свежей и беззаботной. Уоррен Принс буквально поражался ей. «Какая женщина! — подумал он. — Какое самообладание! И как светло, как беззаботно звучит ее голос. Она не испытывает ни малейшего страха! Большинство пассажиров уже потеряли прежнюю уверенность. Они с ужасом следили, как все больше кренится пол под их ногами и становится все труднее усидеть на стуле. Что за восхитительная женщина! Она во всех вселяет мужество!» Так думал Уоррен, так он позже и написал.
Однако пассажиры, подобно Уоррену, сильно ошибались. Им было невдомек, что самообладание Евы лишь плод огромнейших усилий воли. На самом деле сердце ее сжималось от ужаса. О, она отчаянно боялась, предчувствуя самое страшное: Марта заразила ее своим страхом. Она дрожала при мысли, что, быть может, никогда больше не свидится со своей любимой девочкой, — теперь, когда Грета целиком принадлежала ей! Весело улыбаясь и оживленно болтая с миссис Салливен, Ева горячо, как в детстве, молилась и взывала к деве Марии. Она напрягала все силы, разыгрывая роль беззаботного существа. Ева чувствовала, что стоит ей хоть на минуту поддаться слабости — и она позорнейшим образом упадет в обморок.