Возвращение в Ленинград было триумфальным. «Эстония» ошвартовалась на Васильевском острове у только что построенного пассажирского причала. Это было первое судно дальнего плавания, подавшее свои швартовы на этот причал. Десятки людей с цветами встречали теплоход. После ледяных штормов Антарктики было так приятно подставить лицо теплому ленинградскому солнцу. Капитан стоял на мостике и улыбался. На берегу он увидел светловолосую Валину голову и двух девчонок, машущих ему платками. Сейчас они поднимутся на борт судна, и вся семья после долгой разлуки будет в сборе. На несколько дней… А там снова в море. Морская семья…
Недавно мне пришлось зайти к Огановым за фотографиями для этой книги. Валентину Владимировну я застал за работой. Она шила дочке платье. Девочек не было дома. Ушли в институт.
— Опять одна? Не скучно? — спросил я, пожимая ей руку.
— Привыкла.
— Не жалеете, что у Арама такая специальность?
— Если откровенно, то хотела, чтобы он был дома, на берегу. Ведь всю жизнь я гонялась за ним по портам. Куда приходило его судно, туда и я ехала. Забирала девчонок и ехала. Только вот во Владивосток не ездила. Далеко очень. Два-три дня вместе, и снова месяцы разлуки. Невесело, правда?
— Невесело. Знаю я эту жизнь хорошо.
— Вот дочери глядят на меня да на отца и говорят, что за моряков замуж не пойдут. Не нравится. И правильно. Не всякая женщина может быть женой моряка.
— Пожалуй, — согласился я. — Но вы-то ведь смогли?
Валентина Владимировна улыбнулась:
— Я смогла. Наверное, у меня такой характер. Умею ждать. У Арама на первом месте его судно, а уж потом семья. Тут уж ничего не поделаешь. Влюбленный. За двадцать пять лет, что мы вместе, и для меня его работа стала главным. Если хорошо ему, хорошо и мне. Поначалу мне, конечно, трудно было. Детей воспитывала. Они отца почти и не видели. Потом он в Макаровском высшем мореходном учился заочно. Придет домой, мы тогда в одной комнате жили, тут девчонки орут, а ему задания надо готовить… Я тогда работала. Ну это все позади.
Валентина Владимировна помолчала, подумала о чем-то своем и, взглянув на меня светлыми глазами, сказала:
— Нет, все-таки трудная судьба у жены моряка… Знаете, что меня спасало от тоски? Женщины. Да, да, не смейтесь. Жены моряков. Такие же, как и я. Мы все были с одного парохода. Вместе ждали прихода наших мужей, вместе ехали к ним… Все вместе. С ними и невзгоды, и разлуки как-то легче переносились. Поддерживали друг друга всегда, помогали, если вдруг в семье что-нибудь случалось. Хорошо их всегда вспоминаю, этих женщин.
— Почему вспоминаете? Не видитесь разве?
— Очень редко. Поразлетелись все по разным, далеким районам города, мужья на разных судах плавают, у всех заботы, хлопоты. Да и мы стали другими, закаленными, привычными к долгим разлукам. А мне и ехать некуда. Сижу и жду, когда мой в Ленинград придет.
Валентина Владимировна вздохнула. Я начал прощаться. Выпуская меня из квартиры, она улыбнулась:
— Вы только не думайте, что жены моряков такие несчастные. У нас есть большое преимущество перед другими женщинами — мы не успеваем надоесть своим мужьям. А встречи всегда праздник…
НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ
— Вы знаете, что у нас налаживаются хорошие отношения с Канадой, — говорил начальник пароходства капитану Оганову, сидящему в глубоком кожаном кресле в его просторном и светлом кабинете.
В высокое угловое окно капитан видел кусочек порта, причал и склад, из-за которого высовывался нос его «Эстонии». Он рассеянно слушал то, что ему говорил начальник. Арам был озабочен всякими судовыми делами. Заболел завпрод, третий помощник просил отпустить его на один рейс домой… Какие-то неприятности в семье… Привезли ли запчасти? Стармех говорил, что они необходимы… Надо пополнить штат официантов…
— …Канадцы очень интересуются нашей страной, нашей жизнью, искусством. Они хотят знать Советский Союз ближе. Сейчас у них самые искаженные представления. Нужно, чтобы они бывали у нас чаще. Увидели все своими глазами. Но пока это сложно. Нет судна, которое привозило бы их прямо в Советский Союз. Понимаете?