Ричард увлек мое тело к Натаниелю. Моя обнаженная грудь коснулась груди Натаниеля. Касание моей бархатной кожи и разорванной плоти его гладкой груди. Прижимаясь к нему, я задрожала, и от моей кожи начал изливаться жар. Сначала моя обнаженная плоть словно накрыла его кожу поверх капель пота, а затем я почувствовала, как его плоть начала отзываться. Я со вздохом упала на него, и наши тела будто стали пластичными, текучими. Наши тела сплавлялись в одну плоть, одно тело, я словно погружалась в его грудь. Я почувствовала, как соприкоснулись наши нетвердые сердца, ударяясь одно о другое. Я вылечила его сердце, закрыла его плоть своей.
Губы Натаниеля нашли мои, и между нами, как дыхание, потекла сила, поднимая волоски на моей коже, и вокруг не было ничего, кроме его обнимающих меня рук, его прижимающихся к моим губ, моих рук на его теле, и только далеким якорем я чувствовала Ричарда, а за ним — остальную стаю. Чувствовала, как они предлагают свою энергию, свою силу, и взяла их дар. А за всем этим, далеко, как во сне, я ощущала Жан-Клода. Чувствовала, как его холодная сила присоединяется и укрепляет нашу, жизнь от смерти. Собрав все воедино, я обрушила это в Натаниеля и изливала, пока он не оторвал от меня губы и не закричал в голос. Я почувствовала отдачу его тела под моим, его наслаждение хлестнуло по моей коже, и я выбросила его в ожидающую стаю. Взяв их энергию, я вернула им наслаждение.
Мунин оставил меня в потоке изумленных голосов. У Райны никогда не получалось брать силу у других. Это было целиком и полностью моей заслугой. Так что даже лучшая сука запада никогда не доставляла удовольствие стольким людям одновременно.
Я выпрямилась, все еще сидя верхом на Натаниеле. Он смотрел на меня своими фиалковыми глазами и улыбался. Проведя руками по его груди, я не нашла ран, только заживающий шрам. Он все еще был бледный как смерть, но живой.
Ричард протянул мне рубашку, которую я бросила в темноту. Накинув ее на себя, я застегнула пуговицы. Понятия не имею, что случилось с остальной одеждой. Наплечная кобура и клинок были у Джейсона. Это самое главное.
Попытавшись встать, я покачнулась и не упала только благодаря Ричарду. Он помог мне выбраться из толпы. Когда мы проходили мимо, все старались коснуться, провести по мне руками. Я то ли не возражала, то ли мне было все равно. Я обхватила рукой Ричарда за талию и на сегодня смирилась со всем этим. Подумаю, что все это значит, завтра, а может, даже послезавтра.
Из толпы вышел Верн.
— Проклятая девчонка, ну, ты даешь!
Рядом с ним появилась Роксана.
— Я исцелилась! Как это у тебя получилось?
Я улыбнулась и, продолжая идти, ответила:
— Поговорите с Марианной.
К нам рванули врачи. Я услышала, как одна из женщин воскликнула:
— Черт возьми! Это чудо!
Может, так и было.
— Я не буду искать другую лупу, — тихо сказал Ричард для меня одной.
Я обняла его второй рукой.
— Больше никаких проб?
— Ты моя лупа, Анита. Вместе мы можем быть самой могущественной парой из тех, которые я видел.
— Могущественными нас делаем не только мы двое, Ричард. Есть еще Жан-Клод.
Он неожиданно поцеловал меня в лоб.
— Я ощущал его, когда ты призвала силу. Почувствовал, как он отдает нам свою силу.
Мы остановились. Я повернулась, чтобы рассмотреть его в лунном свете.
— Мы навсегда втроем, Ричард, нравится это тебе это или нет.
— Ménage à trois, — сказал он.
У меня взлетели брови.
— Нет, если только ты не занимался с Жан-Клодом ничем, кроме разговоров.
Ричард рассмеялся и обнял меня.
— Он еще не настолько меня испортил.
— Рада слышать.
И мы в обнимку пошли дальше по склону. У подножья холма на носилках лежала Шарлотта.
Она протянула к нам руки. Одна из рук была плотно перевязана.
— Почему ты мне не сказал, Ричард? — улыбнулась она.
— Думал, это будет иметь значение. Думал, ты перестанешь меня любить.
— Дурачок и засранец, — вздохнула она.
— Вот и я говорила ему то же самое, — улыбнулась я.
Шарлотта тихо заплакала, прижимая к губам руку Ричарда. Я просто улыбалась и держала ее за другую руку. Жизнь — не идеальна, но когда я стояла там и смотрела на Ричарда с его мамой, держа их за руки, она была очень близка к тому.
46
Даниелю сломали нос. Совершенный профиль стал не таким совершенным. Он говорит, что женщинам это даже нравится, придает ему крутости. Даниель никогда не говорил со мной о том, что произошло. Шарлотта — тоже, но на первом воскресном обеде после того, как они оба выписались из больницы, она не выдержала и расплакалась. Я вошла в кухню первой. Она позволила мне обнимать ее, пока она плакала, твердя, как глупо она себя чувствует, все ведь хорошо. С чего ей плакать?