Что мне следовало помнить, пока я не выставила себя еще большей дурой, так это, что Кадотт выступал только в роли эксперта-консультанта, не более.
Взяв себя в руки и максимально следуя этикету, я сказала:
— Спасибо за потраченное время, профессор.
Он взял мою протянутую руку, и я вновь окунулась в грезы. Мне хотелось знать, на что способны эти длинные, смуглые пальцы, хотелось почувствовать большие, грубые ладони Кадотта на коже и увидеть все то, что я видела прошлой ночью. Дотронуться до его тела и попробовать его на вкус.
— Друзья зовут меня Уилл, — сказал он, выпуская мою руку.
Друзья. Ну конечно. Кретинка!
— Я не буду, — ответила я и удалилась.
Да, матери стало бы плохо от моего поведения. И в этот раз я бы согласилась с ней. Для грубости не было причин, кроме чувства собственной неполноценности и маленького червячка страха, прочно засевшего под ложечкой и отдающего там холодом.
Уильям Кадотт напугал меня до смерти, и мне это жутко не понравилось. Поэтому я сорвалась с цепи.
Я уже давно привыкла обижать первой, а не быть обиженной, отвергать, а не быть отвергнутой, уходить прежде, чем меня бросят. Я не могла себя изменить ни внутри, ни снаружи, вдруг превратившись в уравновешенную красавицу, которая гордится собой. И не надо проводить психоанализ — я сама занимаюсь этим уже много лет.
У меня были друзья, но я никого не подпускала близко — все ждала, когда они предадут меня, как и все остальные. Однажды я влюбилась, сразу после окончания школы, но отношения закончились плохо. Возможно, потому что именно этого я и ждала. Я знала, кто я. Хороший коп. Порядочный человек. Но одиночка. Меня это не пугало, потому что терять особо было нечего. Скорее это мне даже нравилось.
Я убеждала себя в этом много лет и даже верила в это. Так почему же мне вдруг стало одиноко и грустно посреди бела дня?
После посещения университета я вернулась в участок, надеясь, что доктор Боузмен оставил какое-то сообщение, а может, даже отчет. С большим успехом можно было ожидать восхода солнца на западе.
Я составила свой рапорт, зарегистрировав улики и оставив их в комнате вещественных доказательств. Расписку Кадотта я положила туда же.
Так как моя смена начиналась только через несколько часов, а у меня еще маковой росинки во рту не было, я вернулась домой, приготовила маленькую пиццу, посмотрела сериалы и попыталась на некоторое время забыть о деле.
Когда уже надо было идти на работу, я переоделась в форму и вернулась в участок. Едва я переступила порог, как раздался крик Зи:
— Черт возьми, и что это ты, девочка, забыла в той школе?
— И тебе день добрый, Зи.
— К черту. Тебя могли убить.
— Но не убили же. Забудь.
Зи поморгала. Обычно я относилась к ее настроениям почтительней. Точнее к настроению: она всегда пребывала в одном и том же — паршивом. Я знала, что она желала мне добра. Возможно, Зи и ругалась как сапожник, но из-за старомодного воспитания использовала словечки покрепче только в серьезных случаях. Она переживала за меня.
Я смягчилась, оперлась на стойку и получила струю дыма прямо в лицо за доставленные переживания, пока Зи прикуривала очередную сигарету от окурка предыдущей.
— Разве тебе не нужно быть в другом месте? — спросила она.
Я уставилась на нее, а она, нахмурившись, смотрела на меня, совершенно не желая успокаиваться. Через час нужно принести ей кофе и пончик — ничего не примиряет лучше подрумяненного теста и кофеина.
— Для меня есть сообщения?
— Разве я что-то тебе передала?
— Хм, нет.
— И что это значит? Или первая и вторая смены снова напортачили?
Зи никогда не называла других диспетчеров по именам. Пока они не проработали в участке столько же, сколько и она — а это еще никому не удавалось — они не заслуживали права на личное обращение.
— Думаю, это значит — сообщений нет.
Черт, завтра придется ходить за Боузменом по пятам.
— Иногда ты слишком умная, и это тебе вредит, принцесса. — Зи повернулась ко мне спиной.
В голове возникла мысль, что если мне хочется вернуть расположение Зи, то лучше принести два пончика и кофе со сливками.
Эта ночь прошла без происшествий — приятная передышка после прошлой. Я вспомнила, что Клайд просил меня поговорить с Брэдом и Зи, что я и сделала.
После того как Зи съела оба пончика и выпила весь кофе, она согласилась проявить рассудительность и не говорить никому ни слова о маленькой проблеме Минивы. Брэда даже не надо было подкупать — только припугнуть, а это же мой конек.