– …маленькие, как эта, – говорил в это время Кемаль. – Их непросто найти. Я, например, живу один, и такую снял бы с удовольствием.
– У нас на первом этаже сдается квартира, – вступила Айше, сделав вид, что слышала все ранее сказанное. – Хотя там вид из окна плохой. Но здесь совсем рядом еще один, тоже «кривой», – она улыбнулась Кемалю, и он понимающе кивнул, – дом строят. Там внутри уже отделочные работы заканчиваются…
Что случилось? Она что-то сказала не так?
Айше была очень восприимчива к настроению собеседника и почти кожей почувствовала волну напряжения, захлестнувшую Кемаля и заставившую ее остановиться почти посреди фразы.
– Вы там были? – серьезно спросил Кемаль. – Мне придется задать вам вопросы: когда и в связи с чем.
– Это уже похоже на допрос, – попытался разрядить атмосферу Октай.
– Это не допрос. Это пока что сбор информации. Но должен предупредить вас, госпожа Айше, что информация мне нужна правдивая.
– А какое отношение имеет этот дом к вашей девушке? – растерянно спросила Айше, которую только что предупредили: не надо лгать! А она как раз настроилась сообщить все, что придумала по дороге.
– Имеет. Самое непосредственное. Но давайте уж по порядку. Начнем с девушки. Вы сказали, что вспомнили ее? – Кемаль достал из кармана фотографию. – Господин Октай, если вы часто бываете в этом районе, – произнес он полуутвердительно, полувопросительно, однако не дождался ни подтверждения, ни опровержения и не стал затягивать паузу, – посмотрите, пожалуйста, не встречали ли вы где-либо эту девушку? А госпожа Айше пока сообщит мне свою информацию.
Октай взял протянутую фотографию подчеркнуто небрежным жестом, но через секунду думал только об одном: чтобы они ничего не заметили! Чтобы на его лице нельзя было ничего прочесть! Чтобы этот полицейский, заглядывающийся на его Айше, смотрел только на нее! Не побледнеть бы и не покраснеть. Октай редко сталкивался с ситуациями, требующими хорошего самообладания, если не считать чисто медицинских. Он знал, что его рука никогда не дрогнет во время операции, что лицо его не сразу выдаст неприятный диагноз пациенту; но он не знал, как поведет себя, если смертельный диагноз поставят ему самому.
Кажется, все сошло благополучно. Главное – перевести дыхание и не выдать себя лишними вопросами и избыточной заинтересованностью. И дышать ровно, спокойно – вдох, выдох, вдох, выдох… всё.
Первый шок прошел. Как, черт возьми, к ним попало это фото? Угораздило Айше ввязаться в эту историю. Кстати, неплохо бы узнать, при чем здесь Айше. Что она говорила по телефону? Она видела девушку, которую ищут? Зачем ее ищут?
– Я ее видела во вторник, как я вам уже говорила, около шести. Я пришла домой рано, не как обычно, и решила пойти погулять. Поела, приняла душ, отдохнула. В шесть приезжает школьный автобус со старшей дочерью моей соседки с третьего этажа. Я его видела в окно, но Мелиссу на лестнице не встретила. Значит, я вышла минут через пять-семь после шести. Я не слишком загружаю вас подробностями? – прервала сама себя Айше.
– Нет-нет, продолжайте, пожалуйста, все детали очень важны, – сказал Кемаль.
Он точно знал, что она лжет. Все, что она рассказывала, было, безусловно, хорошо подготовленной и продуманной ложью. И это обилие подробностей, скорее всего, преследовало одну-единственную цель – правдоподобие. А коли так – пусть нагородит их побольше, пусть лжет в свое удовольствие, легче будет все проверить и уличить ее. Узнать бы еще, зачем она это делает. Алиби кому-нибудь создает?
Судя по переменившемуся лицу господина доктора, это как-то связано и с ним. Вроде первый испуг у него прошел? Кемаль спокойно и почти в открытую наблюдал за обоими, а они ничего не замечали, кроме собственных переживаний. Он видел, что Октай взял себя в руки и старается вникнуть в то, что говорит Айше, а та поглощена своим вымыслом.
Кемаль слушал и записывал.
Надо отдать ей должное: врет убедительно. Если бы два эксперта точно и определенно не сказали Кемалю, что после трех часов дня этой девушки ни при каких условиях не могло быть в живых, он бы ей поверил.
– Я не взяла ключ от почтового ящика, а когда спустилась, увидела, что в ящике что-то есть. Я решила сходить за ключом и достать почту сразу же. Когда я спустилась, минут через пять, ее уже там не было.
«Вот так. Сибел может быть спокойна. Рассказ доведен до финала, и никто в него не замешан, кроме меня самой. Опровергнуть некому».
– Как она была одета? – задал ожидаемый вопрос Кемаль.
– Во что-то темное или черное. Кажется, узкие брюки или джинсы; знаете, как молодежь одевается: нечто обтягивающее. Точнее не скажу.